Форум » Разные темы обо всем на свете. » О том, как Пушкина в Тайной канцелярии пороли » Ответить
О том, как Пушкина в Тайной канцелярии пороли
Guran: Олег Проскурин Оскорбленное достоинство и право на убийство (Пушкин весной 1820 года) (Университет Эмори (Атланта); научный сотрудник кафедры русского и восточноазиатских языков и литератур) ... * * * Во второй половине 1825 года Пушкин, изнывавший в Михайловской ссылке, решил объясниться с правительством. С этой целью он обратился с личным письмом к императору Александру I. Это письмо (вернее, черновой набросок письма) написано по-французски. Письмо необычно и самим жанром, и адресатом, и содержанием. Пушкин начинает письмо ad hoc: Необдуманные отзывы, сатирические стихи стали распространяться в публике. Разнесся слух, будто бы я был отвезен в Тайную канцелярию и высечен. Я последним узнал об этом слухе, который стал уже общим. Я увидал себя опозоренным в общественном мнении. Я впал в отчаяние, я дрался на дуэли — мне было 20 лет тогда. Я соображал, не следует ли мне застрелиться или убить — V —[1]. Из приведенного фрагмента следует, что V (латинское или французское) — некое лицо, виновное в возникновении и распространении порочащего Пушкина слуха. За это Пушкин намеревался его убить. Вопрос о том, кто же скрывался за инициалом V, давно интриговал исследователей. Назывались самые разные кандидатуры, как правило ничем не обоснованные. Среди прочих выделяется остроумная гипотеза, выдвинутая Владимиром Набоковым в комментарии к «Евгению Онегину». Разбирая пушкинское письмо к царю, Набоков обратил внимание на одну его графическую особенность: по его мнению, буква — V — «это не первая и не последняя буква опущенного слова, судя по тире перед ней и волнистой линии после». «Я почти не сомневаюсь, — заключает Набоков, — что она означает “Miloradovich” с гипертрофированным V» [Набоков 1998: 356]. По мнению Набокова, слухи о сечении Пушкина распространились после того, как петербургский военный генерал-губернатор М.А. Милорадович вызвал поэта в середине апреля для объяснений по поводу вольных стихов, ходящих по столице под его, Пушкина, именем. «Сплетня доползла до поэта в последних числах апреля» [Набоков 1998: 354]. Тогда-то Пушкин и собрался убить Милорадовича (видимо, подозревая именно в нем распространителя сплетни). Толкование Набокова получило широкое распространение. Его поддержал научный редактор русского издания Комментария к «Евгению Онегину» В. Старк [Набоков 1998: 688], на него ссылаются авторы академических работ. Отголоски набоковской концепции проникли даже в газетные статьи (см., например: [Коробатов 2017]). Надо отметить, что Набоков был не первым, кто связал легенду о секретном наказании Пушкина с вызовом поэта к Милорадовичу. Впервые она была печатно изложена — причем чрезвычайно подробно, с рядом красочных деталей — в книге французского автора А. Гале де Кюльтюра «Царь Николай и Святая Русь» (1855). Эта книга, в самом неприглядном свете рисующая и российских императоров, и российских подданных, появилась в разгар Крымской войны, когда антирусские настроения в Европе были чрезвычайно сильны. Она имела настолько большой читательский успех, что потребовала в том же году нескольких допечаток, а 1857 году вышла вторым изданием. Экзекуции Пушкина у Милорадовича в ней посвящена целая глава. Согласно Галле де Кюльтюру, между Пушкиным и вызвавшим его Милорадовичем состоялся такой диалог: — Его величество прочитал ваши стихи. Он мог, сообразуясь с правосудием, осудить вас как государственного преступника, но он того не хотел; вместо этого велено вас слегка поучить. — Поучить! — повторил потрясенный поэт. — О, сущий пустяк, — сказал губернатор, — наказание для девочек: тридцать ударов розгами. — Но стыд! — Молодой человек, — строго сказал Милорадович, — не может быть стыда там, где действует распоряжение императора. И, взяв поэта за руку, он повел его к двери в глубине кабинета <…> — Прошу прощения, ваше превосходительство! — воскликнул Пушкин. — Но вы не сказали, было ли указано в распоряжении его величества, как должна производиться экзекуция: в панталонах или без панталон? — Какое это имеет значение? — удивился начальственный чиновник. — Вам это может быть совершенно все равно, но для меня это весьма важно. Вопрос несколько затруднил Милорадовича, так как в императорском приказе ничего определенного об этом не говорилось; но ему на помощь пришла русская логика. — Император, — ответил он, — приказал пороть посильнее и побольнее; следовательно, без панталон. <…> Молодой поэт не перенес наказания со спокойствием стоика; он не вспомнил в этот момент ни о подагре Посидония, ни о двенадцати книгах Марка Аврелия. Он плакал горючими слезами и испускал ужасные вопли. Разъяренные экзекуторы были безжалостны [Gallet de Kulture 1855: 59—61]. На книгу Гале де Кюльтюра откликнулся почитатель и пропагандист Пушкина С.Д. Полторацкий, написавший по этому поводу возмущенное письмо А.И. Герцену (последний признавал книгу французского автора, во всяком случае, заслуживающей внимания): В книге, изданной этим жалким и едва знающим русскую азбуку публицистом, оклеветан император Александр I. Вы знали Пушкина, и его знала вся Россия. Сообразно ли было с благородными чувствами Александра I приказывать высечь поэ-та? Исполнил ли Милорадович такое никогда не бывалое приказание? Допустил ли бы себя Пушкин до такого позора или пережил бы его? [Эйдельман 1966: 40]. Герцен поместил письмо Полторацкого во второй книге «Полярной звезды» (1856), убрав, однако, похвалы благородным чувствам Александра I и Милорадовича. Гале де Кюльтюр, одно время служивший секретарем у А. Демидова (что с гордостью отметил на титуле своей книги), бывал в России. Не исключено поэтому, что к русским источникам — т.е. к враждебным поэту светским кругам — могли восходить не только общие контуры сплетни о высеченном Пушкине, но и оскорбительные детали самой «экзекуции». Во всяком случае, рассказ Гале де Кюльтюра дает представление о том, в каких формах могли циркулировать порочащие Пушкина слухи и почему они были способны привести его на грань самоубийства. Лишь в Кишиневе (по-видимому, не раньше 1821 года) Пушкин получил сведения о том, что источником оскорбительной сплетни был граф Федор Толстой-Американец[2], — и немедленно стал готовиться к дуэли с ним. Дневник прапорщика Федора Лугинина, тогда только что познакомившегося с поэтом, содержит пересказ слов самого Пушкина (запись от 15 июня 1822 года): «Носились слухи, что его высекли в Тайной канцелярии, но это вздор. В Петербурге имел он за это дуэль. Также в Москву этой зимой хочет он ехать, чтоб иметь дуэль с одним графом Толстым, Американцем, который главный распускает эти слухи» [Пушкин в воспоминаниях 1998, I: 227]. Однако М.А. Цявловский, не сомневавшийся в том, что сплетня не имеет под собой никаких оснований, как и в том, что ее создателем был Федор Толстой, тем не менее еще в 1930-х годах считал (подобно Набокову), что слухи о секретном наказании возникли в связи с вызовом Пушкина к Милорадовичу. Соответственно, в составленной Цявловским «Хронологической канве биографии А.С. Пушкина» отмечалось: Апреля середина. Объяснения П. о своих политических стихотворениях у петербургского генерал-губернатора гр. М.А. Милорадовича. По этому поводу гр. Ф.И. Толстым пущен слух, что П. высечен в тайной канцелярии. Мысль П. о цареубийстве и самоубийстве [Путеводитель по Пушкину 1931: 10]. Но в 1949 году В.Г. Базанов обнародовал выдержки из обширного письма литератора и общественного деятеля В.Н. Каразина к министру внутренних дел В.П. Кочубею. В дневнике Каразина обнаружился и датирующий комментарий к его письму: «Для графа В.П. Кочубея писано 31 марта 1820, а послано 2 апреля поутру» [Базанов 1949: 175]. В своем письме Каразин, в частности, сообщал: «В самом лицее Царскосельском государь воспитывает себе и отечеству недоброжелателей... это доказывают почти все вышедшие оттуда. Говорят, что один из них, Пушкин, по высоч[айшему] пов[елению] секретно наказан» [Базанов 1949: 176]. Именно каразинское письмо во многом стимулировало активность властей в отношении Пушкина, кульминацией которой и был вызов его к генерал-губернатору. Таким образом, слухи о наказании Пушкина возникли и распространились до визита Пушкина к Милорадовичу. Скорее всего, Пушкин узнал о них (по собственному признанию — одним из последних) примерно в то же время, когда они дошли до Каразина, во всяком случае — не позже марта[3]. Следовательно, у Пушкина не было оснований подозревать петербургского военного губернатора в причастности к созданию и распространению оскорбительной сплетни. Соответственно, не могло у него возникнуть и желания убить Милорадовича[4]. https://www.nlobooks.ru/magazines/novoe_literaturnoe_obozrenie/151/article/19752/
Ответов - 5
Guran: Во второй половине 1825 года Пушкин, изнывавший в Михайловской ссылке, решил объясниться с правительством. С этой целью он обратился с личным письмом к императору Александру I. Это письмо (вернее, черновой набросок письма) написано по-французски. Письмо необычно и самим жанром, и адресатом, и содержанием. При том, что В.Набоков имел совершенно иную версию происшедших событий и вполне детально описал дуэль Пушкина в 1820 году по поводу злономеренного оскорбления слухами о порке в Тайной канцелярии...
Guran: Набоков, находясь за границей не имел доступа к архивам Пушкинского Дома, и потому не мог знать письма Пушкина, о котором идет речь выше. Однако в своих комментариях к "Евгению Онегину" он оставил очень ясное свидетельство на вероятную дуэль Пушкина с Рылеевым в селе Батово (во время дуэли принадлежало семейству Рылеевых(?) потом перешло во владение Набоковых) и пояснение о доказательствах оной, хотя и косвенных. Одна из самых интересных гипотез Набокова касается предполагаемой дуэли двух поэтов — Пушкина и Рылеева, намек на которую содержится в письме первого А. А. Бестужеву от 24 марта 1825 г.: «Жалею очень, что его не застрелил, когда имел случай — да чорт его знал». По этому поводу Набоков пишет: «Моя гипотеза состоит в том, что приблизительно 1 мая 1820 г. Рылеев в своем антиправительственном угаре пересказывал слух о порке как о свершившемся факте (к примеру, так: „Власти нынче секут наших лучших поэтов!“) и что Пушкин вызвал его на дуэль, что секундантами были Дельвиг и Павел Яковлев и что дуэль произошла между 6 и 9 мая в окрестностях Петербурга, возможно, в имении матери Рылеева Батове». Эта набоковская гипотеза имеет право на существование хотя бы потому, что она покоится как минимум на трех основаниях: первое — процитированное письмо Пушкина; второе — дневниковая запись точного во всем поэта от 9 мая 1821 г.: «Вот уже ровно год (курсив мой. — В.С.), как я оставил Петербург» (хотя общеизвестно, что Пушкин выехал из Петербурга 6 мая 1820 г.); наконец, два друга, провожавшие поэта, вполне могли выступить в роли секундантов. Не исключено, что Пушкин действительно со своими друзьями заехал в Батово с намерением получить удовлетворение, но даже если это так, то все закончилось примирением, и только 9 мая Пушкин продолжил путь. Набоков пишет и о живучей легенде о том, что в одном из уголков батовского парка происходила дуэль. Косвенно подтверждает набоковскую версию и семейное предание рода Черновых, соседей Рылеевых по имению, о том, что в Батове состоялась дуэль Пушкина с Рылеевым[31]. [31 Указание на это семейное предание принадлежит одному из представителей рода — поэту и журналисту А. Ю. Чернову. ]
Guran: На историю с поркой А.С.Пушкина отреагировал и Герцен Александр Иванович, в открытом ответе анонимному автору, написавшему в "Полярную Звезду"(в статье О.Проскурина аноним назван как С.Д. Полторацкий,): Милостивый государь! Вы не ошиблись, я ваше письмо прочел с благодарностью и принимаюсь за перо не для того, чтоб возражать, а чтоб объяснить некоторые обстоятельства, привести облегчающие причины в других и повинную голову в третьих... 10. Гале де Кюльтюр дурно поступил, повторив ложный анекдот о Пушкине, но вина не его. Распространение этого анекдота, по несчастию, принадлежит нашим русским жиденьким либералам, которые воображают много выиграть перед иностранцами подобного рода небылицами. У Кюльтюра прибавлено против двух печатных текстов одно лицо Милорадовича. Я так привык к невежественной клевете на Россию, что не сержусь за нее и не отвечаю. Разве «Теймс» не рассказывал несколько месяцев тому назад, что в Петербурге лакеи раздевают дам, когда они идут спать, или разве год тому назад не было полемики в здешних журналах о том, что в России зимой мерзлую водку рубят ли топором или нет, и что правда или нет, что зимой иногда снимают ноги вместе с сапогами?.. Я с радостью встретил в книге Кюльтюра надежду на наше будущее и за одно доброе, теплое слово забыл анекдот, принятый им на веру от русских. В примечаниях к публикации имеется краткое пояснение: Гале де Кюльтюр дурно поступил... — Автор письма упрекает Герцена в том, что он обещал поместить в «Полярной звезде» отрывки из новой книги Гале де Кюльтюра, которым «оклеветан император Александр I и позорно очернен величайший из поэтов русских!» (см. примечание к стр. 208 наст. тома). В книге Кюльтюра «Nicolas etla sainte Russie», P., 1854, была раздута гнусная сплетня о полицейской расправе, якобы учиненной над Пушкиным за его вольнолюбивые стихи конца 10-х годов. В изложении Кюльтюра исполнителем распоряжений Александра I оказался в этом деле Милорадович. Во втором издании своей книги (1857 г.) Кюльтюр вынужден был изъять этот эпизод, вызвавший негодование русских читателей. Источник: http://gertsen.lit-info.ru/gertsen/public/otvet-na-anonimnoe-pismo.htm
Guran: В книге Кюльтюра «Nicolas etla sainte Russie», P., 1854, была раздута гнусная сплетня Насколько гнусная сплетня или не сплетня или не гнусная была распространена - это ещё вопрос, изучением которого продолжают заниматься знающие люди, но мне бросилась в глаза очевидная карикатурность имени автора этой змечательной книжки г-н де Культур. В наши времена авторы стали поскромнее с выбором псевдонимов.
Guran: Собственно сам слух о порке родился из обстоятельств ссылки самого Пушкина, которого весной 1820 года вызвали к военному генерал-губернатору Петербурга графу М. А. Милорадовичу для объяснения по поводу содержания его стихотворений (в том числе эпиграмм на Аракчеева, архимандрита Фотия и самого Александра I), несовместимых со статусом чиновника. Шла речь о высылке в Сибирь или заточении в Соловецкий монастырь. Лишь благодаря хлопотам друзей, прежде всего Карамзина, удалось добиться смягчения наказания. Пушкина перевели из столицы на юг, в кишинёвскую канцелярию наместника Бессарабской области И. Н. Инзова. Другие источники, открытые в Интернете, свидетельствуют о том, что Санкт-Петербургский военный генерал-губернатор граф Михаил Андреевич Милорадович 1820 году допрашивал А. С. Пушкина по поводу его антиправительственных стихов и фактически спас его от ссылки в Соловецкий монастырь или Сибирь. Так это или не так, сейчас судить трудно, но надо бы упомянуть, что в России тогда существовала не единственная Тайная Канцелярия, где рассматривались дела противогосударственные: - в Петербурге (при генерал-губернаторе) и Москве (при оберполицмейстере) существовала особая секретная полиция, подчинявшаяся одновременно и Министерству внутренних дел. «В Петербурге была тайная полиция: - одна в Министерстве внутренних дел, - другая у военного генерал-губернатора, - а третья у графа Аракчеева. Не надо забывать, что А.С. Пушкин написал несколько язвительных эпиграм на самого Аракчеева, в то время одного из самых приближенных к царю вельмож, человеку по слухам злобному, завистливому, совершенному тирану не только в веренном ему ведомстве, но и среди своих близких. Царя Александра I никогда не называли "Палкиным", но именно в его царствование появились в России военные поселения, придуманные Аракчеевым и ставшие многолетним кошмаром для целого поколения служилых людей. Царь бесконечно доверял Аракчееву и мог, если не согласовать, то уж попустить тому унизительное наказание молодого поэта "домашними средствами" собственной аракчеевской тайной полиции, с тем, чтобы потом благородный Милорадович, спас бы молодого камер-юнкера от Сибири. Откуда взялся слух о порке установить невозможно, но он возник и и очень долго марал честь А.С.Пушкина, несмотря на дуэли свершившиеся и планированные. Любопытно, что Пушкин 4 сентября 1831 г. записал следующее: "На днях скончался в П.Б. фон Фок, начальник 3-го отделения государевой канцелярии (тайной полиции), человек добрый, честный и твердый. Смерть его есть бедствие общественное...", - записал так, словно бы знал его лично. Что кстати и не исключено, фон Фок стал главой Особенной канцелярии Министерства полиции ещё 26 марта 1812 г. К эпизоду поркой эта запись никак не соотносится, только подчеркивает знакомство великого поэта с чиновниками тайной полиции, в обществе не слишком известными. _______________ История с Фёдором Толстым-Американцем возникла из-за того, что сразу как петербургский высший свет вдоволь насладился разговорами о порке молодого Пушкина, Ф.Толстой доставил слух и в московский свет. Московская молва была не менее язвительна, хотя самого поэта там если и знали, то не так хорошо как в столице. Ссора между ними началась после того, как Пушкин в 1820 году за свои стихи впал в немилость и был сослан в Екатеринослав, затем на Кавказ, в Крым и в Бессарабию. В это время Толстой — неизвестно, намеренно или нет — распространил в Москве слух, будто Пушкина перед отправлением в ссылку выпороли в охранном отделении. Узнав об этой ложной и вдобавок оскорбительной для чести сплетне, Пушкин был настолько оскорблён, что поклялся вызвать обидчика на дуэль сразу же по возвращении из ссылки. Кроме того, поэт ответил Толстому эпиграммой («В жизни мрачной и презренной…») и резкими стихами в послании «Чаадаеву»[23]: В ссылке Пушкин долгое время тщательно готовился к дуэли, регулярно упражняясь в стрельбе. 8 сентября 1826 года, почти сразу после возвращения в Москву, он велел передать Толстому вызов. Дуэли помешало тогда лишь случайное отсутствие Толстого в Москве. Позднее известному библиографу и другу Пушкина Сергею Соболевскому удалось примирить Пушкина с Толстым. Возможно, что Толстой, обычно мстительный, в этот раз был и сам заинтересован в примирении, так как знал, что убийство Пушкина наверняка разорвёт его отношения со многими известными поэтами, дружбой которых он дорожил. Впрочем ни Пушкин, ни Толстой в эпиграммах чувств не щадили и поливали друг-друга от души Долго все концы вселенной Осквернял развратом он. Но, исправясь понемногу, Он загладил свой позор, И теперь он — слава богу — Только что картёжный вор. - написал Пушкин, а Толстой его даже не убил за это. Потому что Толстой очень любил играть в карты и особенно прославился этим в годы своей жизни в Москве. При этом он сам не скрывал, что его игра не всегда была честна. По воспоминаниям современников, Толстой не любил в игре полагаться на фортуну, а предпочитал путём шулерства «играть наверняка», так как «только дураки играют на счастье», как он сам любил говорить. В результате Толстой часто выигрывал крупные суммы денег, которые он, как правило, весьма быстро и легкомысленно тратил на светскую жизнь. Но особенно известно было участие Толстого в многочисленных дуэлях, поводов к которым оказывалось, как правило, достаточно в карточных играх. Неизвестно, сколько раз в своей жизни Толстой дрался на дуэлях, однако, по некоторым данным, он убил на них в общей сложности одиннадцать человек. Очевидно, что дуэли были для Толстого не только способом отстаивания своей чести, как это в те времена было принято в офицерских кругах России, но и обычным времяпрепровождением. Однажды Толстой должен был выступать в качестве секунданта одного из своих близких друзей. Но опасаясь за его жизнь, Толстой решил предотвратить худшее своеобразным способом: до того, как дуэль состоялась, он сам вызвал противника своего приятеля на дуэль и убил его. Этот случай впоследствии рассказывал Лев Толстой, двоюродный племянник Фёдора Толстого, с которым он был в годы своего детства лично знаком.
полная версия страницы