Форум » Статьи-исследования о воспитании, телесных наказаниях и о порке. » Анна Кирьянова. Унижение убивает личность » Ответить
Анна Кирьянова. Унижение убивает личность
Guran: Анна Кирьянова. Унижение убивает личность 28.05.2018 [quote]В этом все и дело: именно в детстве человек не может защитить свои границы. Именно в детстве унижение так опасно и смертоносно для личности.[/quote] Унижение убивает личность, потому что главное качество личности – чувство собственного достоинства. Это основа, фундамент, стержень, без которых нет человека. И недаром унижение считается самой серьезной психотравмой, последствия которой могут ощущаться всю жизнь. Антон Павлович Чехов был гуманным и добрым человеком, интеллигентным и мягким – иногда чересчур мягким. Он терпел многочисленных гостей в своем доме, со всеми был ровен и добр, вежливо обращался с прислугой, не позволял себе повышать голос никогда, а тем, кто занял у него деньги и не отдал, деликатно писал в ответ на оправдания и обещания, мол, голубчик, давайте забудем об этом злосчастном долге! Но стоило самозваным критикам написать что-то мелко-ядовитое о пьесе Чехова, как добрейший Антон Павлович резко и публично ответил: «не надо меня кормить помоями!», — это было так неожиданно и непривычно, что все изумились. А изумляться нечему. Чехов прекрасно знал, что такое унижение. Как отравляет оно душу, как калечит личность… С раннего детства писатель на себе все это испытал: побои отца и непрерывные скандалы дома, в родительской семье; попреки куском хлеба, оскорбления от отца и родственников, работа продавцом в лавке, где надо было обслуживать покупателей, по-лакейски спрашивая: «чего изволите?», надо было целовать руки «благодетелей», учиться в гимназии, где побои и унизительные наказания были обычным делом… Через все это прошел великий писатель. На своем опыте познал, что такое унижение. И потом написал о том, что надо всю жизнь выдавливать из себя по капле раба! Его слова ошибочно интерпретировали как призыв к революционной борьбе; а Чехов писал о том, какой трудный и тяжелый путь надо пройти тому, кто пережил унижения в детстве, кто рос в атмосфере презрения к личности; как много усилий надо приложить, чтобы обрести и сохранить чувство собственного достоинства! Поэтому те, кто смог справиться с последствиями унижений в детстве, очень сильно реагируют на попытки их снова унизить – и безошибочно распознают под маской фамильярности и «амикошонства» настоящее унижение личности. И Чехов смог из «Антоши Чехонте», — так он подписывал свои первые рассказы, — стать Антоном Павловичем Чеховым, великим писателем-гуманистом. Он всю жизнь «выдавливал из себя раба», а в своих произведениях много писал об унижении личности и гибели человека. Братья Чехова не обладали таким сильным характером, к сожалению. И, будучи людьми одаренными, талантливыми, стали алкоголиками. Такое часто случается с теми, кто переживал унижения в детстве и в юности. Невыносимая боль от душевных ран, незаметных окружающим, приводит к потребности «обезболивания» с помощью химических веществ. И, действительно, зависимостями чаще страдают те люди, на долю которых выпали унижения в детстве. Поэт Николай Рубцов страшно пил; и смерть его была связана с пьяной дракой, к сожалению. Его задушила собственная сожительница-поэтесса во время скандала. Это был исключительно одаренный и талантливый поэт. Но жизнь его сложилась трагично – он вырос в детском доме, где много унижений выпало на его долю. Детство его было мрачным и безрадостным. И потом он стал известным поэтом, добился успеха и признания – казалось бы. Вместе с коллегами-литераторами однажды он отправился в развлекательную экскурсию на пароходе, но мест в каютах мало, одного не хватило! А писатели рассудили так: можно Рубцова, нищего выпивоху, поселить в коридоре – он там прекрасно устроится, ему не привыкать! И все поплыли в каютах, а Рубцов – в коридоре, где, как он уверял, ему было очень удобно… После этого «приятного путешествия» поэт сильно запил, а потом – погиб. И удивляться особо не приходится; такое размещение – это очередное унижение и оскорбление чувства собственного достоинства. Повторение того невыносимого стресса, который уже приходилось много раз испытывать с детства. Так когда-то «цветным» давали места только в трюме или в отдельном вагоне, чтобы они не смели соседствовать с «белыми людьми». Последнее унижение оказалось последней каплей; поэт был человеком незащищенным эмоционально. И если с чужими он мог побороться за себя, то с группой «братьев-писателей» бороться он не мог и не умел; это же «свои»!. А именно от «своих» унижение особенно нестерпимо, это с детства помнят. И ответить «своим» защитной агрессией не все могут, предпочитая устроиться в коридоре и уговорить себя, что, в сущности, здесь вполне удобно… Чарльза Диккенса родители в одиннадцатилетнем возрасте отправили работать на фабрику ваксы для чистки сапог. Родители влезли в долги, промотали деньги, отец попал в долговую тюрьму, и Чарльзу пришлось отправиться на грязную в полном смысле слова работу: он мыл бутылки от ваксы в подвале. И самую большую боль чувствительному и доброму мальчику причиняла не сама многочасовая работа в грязи и холоде. А зеваки, которые смотрели в оконца подвала и всячески издевались над ребенком – он комично выглядел, этот бледный маленький джентльмен, весь в пятнах ваксы, с бутылками, в грязном подвале. Они корчили рожи и смеялись, осыпая Чарльза колкостями и насмешками. Неудивительно, что писатель всю жизнь страдал необъяснимыми приступами страшных головных болей, нервными припадками и обмороками; здоровье его было разрушено, психологическая защита личности подорвана этим страшным периодом жизни. Диккенс нашел в себе силы получить образование, стать знаменитым – он был очень талантлив и работоспособен, очень! Но унижение не забылось, последствия психотравмы напоминали о себе постоянно. И еще более тяжелым унижением было вот что: на фабрику легкомысленные родители отправили именно Чарльза, посчитав, что он должен обеспечивать семью. А его сестру продолжали учить музыке, пению, хорошо одевать, холить и лелеять, — пока мальчик надрывался и болел в подвале фабрики ваксы… Это был еще более тяжелый удар, ведь дети прекрасно понимают отношение к себе, отлично могут сравнить степень любви и заботы… И все романы Диккенса – это повествования о людях, которые смогли преодолеть унижения, стать личностями, победить зло. Но многие герои погибают от унижений, оскорблений и преследования, которым их подвергают – так и в жизни погибают те, над кем измываются и кого унижают. Кто безответен, излишне терпелив и мягок. Кто не имеет возможности защитить свои личные границы от насилия и посягательства. В этом все и дело: именно в детстве человек не может защитить свои границы. Именно в детстве унижение так опасно и смертоносно для личности. Ребенок не обладает возможностями ответить, защититься, отстраниться, свернуть контакт, не обладает опытом. Ребенок попросту не понимает, что унижение – ненормально, если ему не с чем сравнить и негде получить поддержку. Он испытывает боль и стыд, но считает, что так с ним и надо обращаться; ведь взрослые знают лучше и могут правильно оценивать его поведение и его личность. До семи лет взрослые служат для ребенка непререкаемым авторитетом, он не сомневается в правильности и законности действий взрослых. К слову, именно поэтому о насилии над собой рассказывают спустя годы иногда; ребенок не жалуется на взрослых вплоть до определенного возраста. Даже на издевательства и унижения в садике малыш может не жаловаться, пока родители не заметят следы побоев или ушибов, или явные изменения психологического состояния ребенка. Раньше жестокие психологические эксперименты были дозволены; такая уж это наука – психология, она требует эксперимента, — так считали некоторые ученые. И группу детей с развитой нормальной речью учитель подвергал критике и насмешкам. Произношение, манеру говорить, голос – все это унижалось и унижалась личность говорившего. Через некоторое время все дети, которых унижали, заболели логоневрозом, проще говоря – стали заикаться. Хотя до этого говорили совершенно нормально… Причем последствия оказались неизлечимыми; прошло много лет, эти дети стали взрослыми и даже немолодыми людьми, а заикание не прошло, несмотря на то, что им было предоставлено самое лучшее лечение и выплачены крупные компенсации. Помимо заикания, развились и другие психологические и даже психические проблемы – а всего-то учитель речь ребенка критиковал и высмеивал; унижал публично личность! Так проявляются унижения; критика касалась только речи. Можно только представить, какие последствия имеет унижение самой личности ребенка, когда критикуют не манеру произносить слова, а внешность, поведение, да просто самого ребенка в целом. Унижают, называя оскорбительными словами или прозвищами, отказывают в уважении и внимании, особенно если рядом кому-то внимание и любовь достаются в полном объеме – как сестре Диккенса…Травма унижения остается на всю жизнь, и надо приложить массу усилий, как Чехов, чтобы не дать превратить себя в раба. Чтобы установить и защитить личные границы. Это необходимое условие самозащиты и психогигиены личности. Подобно тому, как на границе государства не дремлют пограничные службы, — так работают и личные границы. И мы отлично чувствуем, когда их нарушают, унижая нас. Сначала агрессор проводит «разведку», — ему важно узнать, насколько мы отчетливо понимаем нарушение границ, как работают наши «защиты», как далеко мы можем позволить зайти. Можно ли нас обратить в рабство, не встретив сопротивления? Развязное, фамильярное обращение, неуместное по отношению к взрослому уважаемому человеку – первый шаг. Под видом дружелюбия начинают обращаться на «ты» и по имени без отчества в условиях, где это неуместно; будучи незнакомым или малознакомым человеком. Нарушают физические границы – похлопывают по плечу, подходят вплотную, дышат в лицо… Шутят вроде бы дружелюбно, но неуместно, задевая личность, прилюдно… Просят о «дружеской услуге», вроде как «сбегать в лавочку за папиросами», вам же это не трудно? Трудно. Это «прощупывание границ», на которое надо немедленно отреагировать либо вежливым отстранением, либо открытой просьбой переменить тон общения. Границы надо обозначить; мы не беспомощные дети, мы взрослые опытные люди, которые могут себя правильно оценивать и ждать к себе уважительного отношения. Не надо позволять кормить себя помоями, как выразился Чехов, даже если помои нам вполне «дружелюбно» предлагают. И разъясняют, что все с удовольствием помои едят; а мы почему отказываемся? Унижения в семье остановить труднее, обычно они становятся нормой, привычным способом общения с человеком, хотя могут иногда маскироваться под «критику» или «шутку», или под обычные требования. Ничего нет унизительного, чтобы сбегать и подать кофе тому, кто требует этого. Или на работе умильно приветствовать начальника, вознося ему хвалы и дифирамбы, выслушивая оскорбительные «шутки» и «критику»… Нет. Это именно оно – унижение. Его трудно спутать с чем-то другим по отвратительному осадку, который остается в душе. По этому чувству, словно нас сделали маленькими рабами, призванными обслуживать чужие прихоти. Прислугой для другого человека. Хотя однажды обычный слуга, которого оскорблял писатель Достоевский, поднял голову и сказал: «Господин, почему вы так себя ведете? Я ведь тоже человек!», — дело было в другой стране, где даже слуги уже могли защищать свою честь и достоинство. В России это было еще не принято, к сожалению. Но этот случай отлично запомнил критик Страхов; после этого его отношение к Достоевскому изменилось не в лучшую сторону. Хотя сам Достоевский познал много унижений в жизни, много боли и оскорблений; и, казалось бы, всегда должен был быть на стороне «униженных и оскорбленных»! Но вот по такому поведению можно понять, остался ли сам человек свободной личностью. Смог ли он справиться с теми унижениями, с которыми ему пришлось столкнуться в жизни? Стал ли он «Чеховым»? Ведь те, кто стремится унизить других – это те, кто так и не смог выйти из рабства, в которое его погрузили унижения. Унижают рабы, это еще римляне знали. Из рабов получаются самые лучшие надсмотрщики и экзекуторы… […] © Анна Кирьянова 2018 http://kiryanova.com/2018/05/28/%D1%83%D0%BD%D0%B8%D0%B6%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5-%D1%83%D0%B1%D0%B8%D0%B2%D0%B0%D0%B5%D1%82-%D0%BB%D0%B8%D1%87%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8C/
Ответов - 3
Sakh: Анна Кирьянова пишет: побои и унизительные наказания были обычным делом… во времена учебы Чехова в гимназии этого уже быть не могло, незаконно, оставление после уроков, стояние у стены во время урока, запись в кредите и сообщение родителям, да ... Как незаконные методы встречались удары линейкой и таскаеие за волосы ... Все остальное не для гимназии последней четверти 19 в. в Российской империи ...
Guran: Sakh пишет: запись в кредите Вероятно вы имели ввиду кондуит, в статье не написано, что Чехова пороли в гимназии, только про побои (которые не расшифровываются) и унижения. В принципе и удар по затылку - тоже побои, и человеку гордому такое тоже было невыносимо. А что унижать учителя в прежние времена могли - спорить не приходится. Драл, в смысле порол, довольно сильно и часто Чехова именно отец, о котором писатель оставил вполне однозначные, хотя и без подробностей, воспоминания в переписке с братьями.
Sakh: Да, конечно, Т9 исправляет слова :( Не будем конечно опускаться до обсуждения порядков в Таганрогской мужской гимназии второй половины 19 в , слишком мало фактических данных ... Скорее всего были учителя вполне хорошие, а были и не очень ... Сомневаюсь, что если бы учитель словесности в гимназии был плохим, Чехов стал именно писателем, хотя и с медицинским образованием. И да, специалистом, в частности, гигиенистом он был недурственным, что подтверждено его работой в ходе переписи населения на Дальнем Востоке ... В то время не просто переписывали численность, а делали научный очерк о том, как, где и в каких условиях проживают переписывание люди ...
полная версия страницы