Форум » Статьи-исследования о воспитании, телесных наказаниях и о порке. » Людмила Петрановская. Про бить или не бить » Ответить

Людмила Петрановская. Про бить или не бить

Guran: Про бить или не бить Людмила ПетрановскаяСемейный психолог 13 мая 2016 Если родитель может обдумывать на полном серьезе, как бы выпороть, да что сказать до и после, а тем более воплотить этот замысел в жизнь, то это говорит о полном отсутствии эмпатии, способности напрямую воспринимать чувства другого человека. Если родитель эмпатично воспринимает ребенка, он просто не сможет осознанно и планомерно причинять ребенку боль. Психологически, физически, как угодно — просто НЕ СМОЖЕТ, потому что это противоестественно. Сорваться, психануть — да, шлепнуть в раздражении — да, больно дернуть и даже ударить в ситуации опасности для жизни — да, но вот решить заранее, а потом взять ремень и пороть — не сможет. Потому что когда ребенку больно и страшно — родитель это чувствует напрямую и сразу, всем существом. И продолжать причинять боль в этой ситуации — все равно что, как Муций Сцевола, держать руку в очаге. Дальше. Если родитель с младенчества относится к ребенку эмпатически, то и ребенок научается у него эмпатии, еще в раннем детстве он точно воспринимает чувства родителя, а после созревания способности удерживать в сознании целостный образ родителя, примерно около 9-10 лет, уже очень хорошо представляет себе, что чувствует родитель в той или иной ситуации, даже если прямо сейчас не видит его. И для него обрекать родителя на муки тревоги столь же противоестественно, как родителю его бить. Реклама Да, бывают дети с задержанным психоэмоциональным развитием, бывают дети с особым прошлым, которое не дало вполне развиться эмпатии. То есть эмпатичность родителя еще не гарантирует эмпатичности ребенка, к сожалению. Зато ОТКАЗ родителя от эмпатии (а порка невозможна без такого отказа) с очень большой вероятностью приводит к неэмпатичности ребенка, к тому, что он загуляет на ночь, а потом искренне удивится, чего это все так переполошились. Вынуждая ребенка чувствовать боль и страх, чувства сильные и грубые, мы не оставляем никакого шанса для чувств тонких — раскаяния, сострадания, сожаления, осознания того, как ты дорог. Ничего, кроме горящей задницы. Мне кажется, между родителем и ребенком всегда существует некий негласный договор о том, кто они друг другу, каковы их взаимоотношения, как они обходятся с чувствами своими и друг друга. И есть несколько моделей этих договоров, в каждой из которых тема физических наказаний звучит совершенно по-разному. Модель традиционная, естественная, модель привязанности. Родитель для ребенка — прежде всего источник защиты. Он всегда рядом в первые годы жизни. Если надо ребенку что-то не разрешить, мать останавливает его в буквальном смысле — руками, не читая нотаций. Между ребенком и матерью глубокая, интуитивная, почти телепатическая связь, что сильно упрощает взаимопонимание и делает ребенка послушным. Физическое насилие может иметь место только как спонтанное, сиюминутное, с целью мгновенного прекращения опасного действия — например, резко отдернуть от края обрыва или с целью ускорить эмоциональную разрядку. При этом особых переживаний по поводу детей нет, и если наказание требуется, например, для обучения навыкам или для соблюдения ритуалов, они могут подвергаться вполне себе жестокому обращению, но это не наказание никаким боком, а даже наоборот иногда. Дети адаптированы к жизни, не слишком тонко развиты, но в целом благополучны и сильны. Модель дисциплинарная, модель подчинения, «удержания в узде», «воспитания» Ребенок — источник проблем. Если его не воспитывать, он будет полон грехов и пороков. Он должен знать свое место, должен подчиняться, его волю нужно смирить, в том числе с помощью физических наказаний. Этот подход очень ярко прозвучал у философа Локка, он с одобрением описывает некую мамашу, которая 18 (!!!) раз за один день высекла розгой двухлетнюю кроху, которая капризничала и упрямилась после того, как ее забрали от кормилицы. Такая чудная мамаша, которая проявила упорство и подчинила волю ребенка. Никакой привязанности к ней не испытывающего, и не понимающего, с какого перепугу он должен слушаться эту чужую тетку. Появление этой модели во многом связано с урбанизацией, ибо ребенок в городе становится обузой и проблемой, и растить его естественно просто невозможно. Он должен быть «обтесан» для пребывания в четырех стенах и для воспитания не родителями, а нанятыми людьми. Любопытно, что даже семьи, у которых не было жизненно важной необходимости держать детей в черном теле, принимали эту модель. Например, в фильме «Король говорит» между делом сообщается, как наследный принц (!!!) страдал от недоедания, потому что нянька его не любила и не кормила, а родители заметили это только через три года. Нормально. Естественно, не подразумевая привязанности, эта модель не подразумевает и никакой эмоциональной близости между детьми и родителями, никакой эмпатии, доверия, никаких «чюйств». Только подчинение и послушание с одной стороны и строгая забота, наставление и обеспечение прожиточного минимума с другой. В этой модели физические наказания абсолютно необходимы, они планомерны, регулярны, часто очень жестоки и обязательно сопровождаются элементами унижения — дабы подчеркнуть идею подчинения. Дети часто виктимны и запуганы либо идентифицируются с агрессором: «меня били — и человеком вырос, и я буду бить». Но при наличии других ресурсов вполне вырастают и живут, не то чтобы в контакте со своими чувствами, но более-менее. Особенно адаптированы к иерархическим системам: армии, церкви, госаппарату. Диккенс блестяще их описал во всех подробностях и вариантах. Модель «либеральная», модель «родительской любви» Новая и неустоявшаяся, возникшая из отрицания жестокости и бездушной холодности модели дисциплинарной, а еще благодаря снижению детской смертности, падению рождаемости и резко выросшей «цене ребенка». Содержит идеи типа «ребенок всегда прав, дети чисты и прекрасны, учитесь у детей, с детьми надо договариваться» и всякое такое. Заодно с жестокостью отрицает саму идею семейной иерархии и власти взрослого над ребенком. Предусматривает доверие, близость, внимание к чувствам, осуждение явного (физического) насилия. Ребенком надо «заниматься», с ним надо играть и «говорить по душам». При этом в отсутствие условий для нормального становления привязанности и в отсутствии здоровой программы привязанности у самих родителей (а откуда ей взяться, если их-то воспитывали в страхе и без эмпатии?) дети не получают чувства защищенности, не могут быть зависимыми и послушными, а им это жизненно важно, особенно в первые годы, да и потом. Не чувствуя себя за взрослым, как за каменной стеной, ребенок начинает стараться сам стать главным, бунтует, козлит, его разносит от тревоги. Родители переживают острое разочарование — вместо «прекрасного дитя» они получили злобного и несчастного монстрика. Они психуют, срываются, бьют — не намеренно, а в приступе ярости и отчаяния, потом сами себя грызут за это. А на ребенка злятся нешуточно — ведь он «должен понимать, каково мне». Некоторые открывают для себя волшебные возможности эмоционального насилия и берут за горло шантажом и чувством вины. Дети, неблагодарные сволочи, вытирают об родителей ноги, ничего не хотят, ничего не ценят. Все хором ругают либеральные идеи и доктора Спока, который вообще ни при чем, и вспоминают, где лежит ремень. Доктор Добсон алчно подсчитывает гонорары. Так вот, в пределах дисциплинарной модели физическое насилие не очень сильно ранило, если не становилось запредельным, потому что таков был договор. Никаких чувств, как мы помним, никакой эмпатии. Ребенок этого и не ждет. Больно — терпит. По возможности скрывает проступки. И сам к родителю относится как к силе, с которой надо считаться — без особого тепла и нежности. Когда же стало принято детей любить и стало надо, чтобы они в ответ любили, когда родители стали подавать детям знаки, что их чувства важны, — все изменилось, это другой договор. И если в рамках этого договора ребенка вдруг начинают бить ремнем, он просто офигевает, теряет всякую ориентацию. Отсюда феномен, когда порой человек, которого все детство жестоко пороли, не чувствует себя сильно травмированным, а тот, кого один раз в жизни не так уж сильно побили или только собирались, помнит, страдает и не может простить всю жизнь. Чем больше контакта, доверия, эмпатии — тем немыслимее физическое наказание. Не знаю, если б вдруг, съехав с катушек, я начала со своими детьми что-то подобное проделывать, мне страшно даже подумать о последствиях. Потому что это было бы для них полное изменение картины мира, крушение основ, то, отчего сходят с ума. А для каких-то других детей других родителей это был бы неприятный инцидент — и только. Поэтому и не может быть общих рецептов про «бить не бить» и про «если не бить, то что тогда». И задача, которая стоит, она гораздо более глубокая и глобальная, чем решить вопрос «где у него кнопка» и как заставить слушаться, при этом не лупя. Задача в синтезе, если тезис — это дисциплинарная модель, а антитезис — либеральная, в том, чтобы возродить утраченную почти программу формирования здоровой привязанности. Через голову во многом возродить, ибо природный механизм передачи сильно поврежден. По частям и крупицам, сохраненным во многих семьях просто чудом, учитывая нашу историю. И тогда многое само решится, потому что ребенка, воспитанного в привязанности, не то что бить, но и даже наказывать, в общем, не нужно. Он готов и хочет слушаться, он «легкий». Не всегда и не во всем, но в общем и целом. А когда не слушается, то тоже как-то правильно и своевременно, и с этим более-менее понятно, что делать. Про наказания Много вопросов родители задают про то, чем отличаются наказания от естественных последствий. Приведу кусочек из своей книжки «Как ты себя ведешь? 10 шагов по преодолению трудного поведения», для тех, у кого нет. <...> Часто родители задают вопрос: можно ли наказывать детей и как? Но с наказаниями вот какая есть проблема. Во взрослой жизни-то наказаний практически нет, если не считать сферу уголовного и административного права и общение с ГИБДД. Нет никого, кто стал бы нас наказывать, «чтобы знал», «чтобы впредь такого не повторялось». Все гораздо проще. Если мы плохо работаем, нас уволят и на наше место возьмут другого. Чтобы наказать нас? Ни в коем случае. Просто чтобы работа шла лучше. Если мы хамоваты и эгоистичны, у нас не будет друзей. В наказание? Да нет, конечно, просто люди предпочтут общаться с более приятными личностями. Если мы курим, лежим на диване и едим чипсы, у нас испортится здоровье. Это не наказание — просто естественное следствие. Если мы не умеем любить и заботиться, строить отношения, от нас уйдет супруг — не в наказание, а просто ему надоест. Большой мир строится не на принципе наказаний и наград, а на принципе естественных последствий. Что посеешь, то и пожнешь — и задача взрослого человека просчитывать последствия и принимать решения. Если мы воспитываем ребенка с помощью наград и наказаний, мы оказываем ему медвежью услугу, вводим в заблуждение относительно устройства мира. После 18 никто не будет его заботливо наказывать и наставлять на путь истинный (собственно, даже исконное значение слова «наказывать» — давать указание, как правильно поступать). Все будут просто жить, преследовать свои цели, делать то, что нужно или приятно лично им. И если он привык руководствоваться в своем поведении только «кнутом и пряником», ему не позавидуешь. Ненаступление естественных последствий — одна из причин, по которым оказываются не приспособлены к жизни дети, выпускники детских домов. Сейчас модно устраивать в учреждениях для сирот «комнаты подготовки к самостоятельной жизни». Там кухня, плита, стол, все как в квартире. Мне с гордостью показывают: «А вот сюда мы приглашаем старших девочек, и они могут сами себе приготовить ужин». У меня вопрос возникает: «А если они не захотят? Поленятся, забудут? Они в это день без ужина останутся?» «Ну, что вы, как можно, они же дети, нам этого нельзя, врач не разрешит». Такая вот подготовка к самостоятельной жизни. Понятно, что профанация. Смысл ведь не в том, чтобы научиться варить суп или макароны, смысл в том, чтобы уяснить истину: там, в большом мире, как потопаешь, так и полопаешь. Сам о себе не позаботишься, никто этого делать не станет. Но от этой важной истины детей тщательно оберегают. Чтобы потом одним махом выставить в этот самый мир — и дальше как знаешь… Вот почему очень важно всякий раз, когда это возможно, вместо наказания использовать естественные следствия поступков. Потерял, сломал дорогую вещь — значит, больше нету. Украл и потратил чужие деньги — придется отработать. Забыл, что задали нарисовать рисунок, вспомнил в последний момент — придется рисовать вместо мультика перед сном. Устроил истерику на улице — прогулка прекращена, идем домой, какое уж теперь гуляние. Казалось бы, все просто, но почему-то родители почти никогда не используют этот механизм. Вот мама жалуется, что у дочки-подростка стащили уже четвертый мобильный телефон. Девочка сует его в задний карман джинсов и так едет в метро. Говорили, объясняли, наказывали даже. А она говорит, что «забыла и опять засунула». Бывает, конечно. Но я задаю маме один простой вопрос: «Сколько стоит тот телефон, что у Светы сейчас?». «Десять тысяч — отвечает мама, — две недели назад купили». Не верю своим ушам: «Как, она потеряла уже четыре и вы опять покупаете ей такой дорогой телефон?» «Ну, а как же, ведь ей нужно, чтобы были и фотоаппарат, и музыка, и современный чтоб. Только, боюсь, опять потеряет». Кто б сомневался! Естественно, в этой ситуации ребенок и не станет менять свое поведение — ведь последствий не наступает! Его ругают, но новый дорогой мобильник исправно покупают. Если бы родители отказались покупать новый телефон или купили самый дешевый, а еще лучше — подержанный, и оговорили срок, в течение которого он должен уцелеть, чтобы можно было вообще заводить речь о новом, то Света уж как-нибудь научилась бы «не забывать». Но это казалось им слишком суровым — ведь девочке нужно быть не хуже других! И они предпочитали расстраиваться, ссориться, сокрушаться, но не давали дочке никакого шанса изменить поведение. Не стесняйтесь нестандартных действий Одна многодетная мама рассказывала, что устав от препирательств детей на тему, кто должен мыть посуду, просто перебила одну за другой все вчерашние тарелки, сваленные в мойку. Эксцентрично, да. Но это тоже своего рода естественное следствие — ближнего можно довести, и тогда он будет вести себя непредсказуемо. Посуда с тех пор исправно моется. Еще одна мама, замученная привычкой ребенка беспрерывно ныть, стала надевать наушники плеера и пританцовывать под музыку, как только раздавалось нытье. Заранее она предупредила ребенка, что будет так делать, объяснила, используя Я-высказывания, что больше не может это слушать и предложила использовать условный знак — поднятую руку — чтобы дать ей понять, что нытье уже кончилось и можно снимать наушники. Все это было сделано весело, доброжелательно и совершенно не в форме наказания. Просто: ты хочешь ныть — имеешь право, а я не хочу слушать — тоже имею право. Смотри, как я здорово придумала, чтобы и тебе было хорошо, и мне. Проблема решилась за три дня. Естественно, нытье как таковое ребенку никакого удовольствия не доставляло. Другая семья просидела всем составом неделю на макаронах и картошке — отдавали деньги, которые были утащены ребенком в гостях. Причем свою «диету» семейство соблюдало не со страдальческими физиономиями, а подбадривая друг друга, весело, преодолевая общую беду. И как все радовались, когда в конце недели нужная сумма была собрана и отдана с извинениями, и даже осталось еще денег на арбуз! Больше случаев воровства у их ребенка не было. Обратите внимание: никто из этих родителей не читал нравоучений, не наказывал, не угрожал. Просто реагировали как живые люди, решали общую семейную проблему, как могли. Понятно, что есть ситуации, когда мы не можем позволить последствиям наступить, например, нельзя дать ребенку вывалиться из окна и посмотреть, что будет. Но, согласитесь, таких случаев явное меньшинство. <...> Да, и я не знаю, что отвечать на вопросы типа «Четырехлетка не слушается, что делать?» Я не в курсе, «где у него кнопка». Тут очень много факторов: состояние родителя, взаимоотношения до того, история ребенка, характер и темперамент обоих, ситуация, участие третьих лиц и много всего. Да и вообще, никто не знает «что делать» чтобы ребенок все время делал то, что мы хотим. Слава Богу. https://psychologyjournal.ru/public/pro-bit-ili-ne-bit/

Ответов - 3

Guran: Про бить или не бить-2 7 апреля, 2011 Очень много вопросов посыпалось про битье и всякое такое. Почему так по-разному это воспринимается, почему такие разные последствия для детей. Чуть-чуть попытаюсь структурировать. Мне кажется, между родителем и ребенком всегда существует некий негласный договор о том, кто они друг другу, каковы их взаимоотношения, как они обходятся с чувствами своими и друг друга. И есть несколько моделей этих договоров, в каждой из которых тема физических наказаний звучит совершенно по-разному. Модель традиционная, естественная, модель привязанности. Родитель для ребенка -- прежде всего источник защиты. Он всегда рядом в первые годы жизни. Если надо ребенку что-то не разрешить, мать останавливает его в буквальном смысле -- руками, не читая нотаций. Между ребенком и матерью глубокая, интуитивная, почти телепатическая связь, что сильно упрощает взаимопонимание и делает ребенка послушным. Физическое насилие может иметь место только как спонтанное, сиюминутное, с целью мгновенного прекращения опасного действия - например, резко отдернуть от края обрыва или с целью ускорить эмоциональную разрядку. Про второе хорошо писала коллега вот здесь http://olgapisaryk.livejournal.com/93594.html?thread=741018#t741018 и вот здесь http://olgapisaryk.livejournal.com/93726.html не буду повторяться. При этом особых переживаний по поводу детей нет, и если оно требуется, например, для обучения навыкам или для соблюдения ритуалов, они могут подвергаться вполне себе жестокому обращению, но это не наказание никаким боком, а даже наоборот иногда. Дети адаптированы к жизни, не слишком тонко развиты, но в целом благополучны и сильны. Модель дисциплинарная, модель подчинения, "удержания в узде", "воспитания" Ребенок -- источник проблем. Если его не воспитывать, он будет полон грехов и пороков. Он должен знать свое место, должен подчиняться, его волю нужно смирить, в том числе с помощью физических наказаний. Этот подход очень ярко прозвучал в философа Локка, он с одобрением описывает некую мамашу, которая 18 (!!!) раз за один день высекла розгой двухлетнюю кроху, которая капризничала и упрямилась после того, как ее забрали от кормилицы. Такая чудная мамаша, которая проявила упорство и подчинила волю ребенка. Никакой привязанности к ней не испытывающего, и не понимающего, с какого перепугу он должен слушаться эту чужую тетку . Появление этой модели во многом связано с урбанизацией, ибо ребенок в городе становится обузой и проблемой, и растить его естественно просто невозможно. Он должен быть "обтесан" для пребывания в четырех стенах и для воспитания не родителями, а нанятыми людьми. Любопытно, что даже семьи, у которых не было жизненно важной необходимости держать детей в черном теле, принимали эту модель. Вот в недавнем фильме "Король говорит" между делом сообщается, как наследный принц (!!!) страдал от недоедания, потому что нянька его не любила и не кормила, а родители заметили это только через три года. Нормально. Естественно, не подразумевая привязанности, эта модель не подразумевает и никакой эмоциональной близости между детьми и родителями, никакой эмпатии, доверия, никаких "чюйств". Только подчинение и послушание с одной стороны и строгая забота, наставление и обеспечение прожиточного минимума с другой. В этой модели физические наказания абсолютно необходимы, они планомерны, регулярны, часто очень жестоки и обязательно сопровождаются элементами унижения -- дабы подчеркнуть идею подчинения. Дети часто виктимны и запуганы либо идентифицируются с агрессором ("меня били -- и человеком вырос, и я буду бить"). Но при наличии других ресурсов вполне вырастают и живут, не то чтобы в контакте со своими чувствами, но более-менее. Особенно адаптированы к иерархическим системам: армии, церкви, госаппарату. Да Диккенс вон блестяще их описал во всех подробностях и вариантах. Модель "либеральная", модель "родительской любви" Новая и неустоявшаяся, возникшая из отрицания жестокости и бездушной холодности модели дисциплинарной, а еще благодаря снижению детской смертности, падению рождаемости и резко выросшей "цене ребенка".Содержит идеи типа "ребенок всегда прав, дети чисты и прекрасны, учитесь у детей, с детьми надо договариваться" и всякое такое. Заодно с жестокостью отрицает саму идею семейной иерархии и власти взрослого над ребенком. Предусматривает доверие, близость, внимание к чувствам, осуждение явного (физического) насилия. Ребенком надо "заниматься", с ним надо играть и "говорить по душам". При этом в отсутствие условий для нормального становления привязанности и в отсутствии здоровой программы привязанности у самих родителей (а откуда ей взяться, если их-то воспитывали в страхе и без эмпатии?) дети не получают чувства защищенности, не могут быть зависимыми и послушными, а им это жизненно важно, особенно в первые годы, да и потом. Не чувствуя себя за взрослым, как за каменной стеной, ребенок начинает стараться сам стать главным, бунтует, козлит, его разносит от тревоги. Родители переживают острое разочарование -- вместо "прекрасного дитя" они получили злобного и несчастного монстрика. Они психуют, срываются, бьют -- не намеренно, а в приступе ярости и отчаяния, потом сами себя грызут за это. А на ребенка злятся нешуточно -- ведь он "должен понимать, каково мне". Некоторые открывают для себя волшебные возможности эмоционального насилия и берут за горло шантажом и чувством вины. Дети, неблагодарные сволочи, вытирают об родителей ноги, ничего не хотят, ничего не ценят. Все хором ругают либеральные идеи и доктора Спока, который вообще ни при чем, и вспоминают, где лежит ремень. Доктор Добсон алчно подсчитывает гонорары. Так вот, в пределах дисциплинарной модели физическое насилие не очень сильно ранило, если не становилось запредельным, потому что таков был договор. Никаких чуств, как мы помним, никакой эмпатии. Ребенок этого и не ждет. Больно -- терпит. По возможности скрывает проступки. И сам к родителю относится как к силе, с которой надо считаться -- без особого тепла и нежности. Когда же стало принято детей любить и стало надо, чтобы они в ответ любили, когда родители стали подавать детям знаки, что их чувства важны, -- все изменилось, это другой договор. И если в рамках этого договора ребенка вдруг начинают бить ремнем, он просто офигевает, теряет всякую ориентацию. Отсюда феномен, когда порой человек, которого все детство жестоко пороли, не чувствует себя сильно травмированным, а тот, кого один раз в жизни не так уж сильно побили или только собирались, помнит, страдает и не может простить всю жизнь. Чем больше контакта, доверия, эмпатии - тем немыслимее физическое наказание. Не знаю, если б вдруг, съехав с катушек, я начала со своими детьми что-то подобное проделывать, мне страшно даже подумать о последствиях. Потому что это было бы для них полное изменение картины мира, крушение основ, то, отчего сходят с ума. А для каких-то других детей других родителей это был бы неприятный инцидент -- и только. Поэтому и не может быть общих рецептов про "бить не бить" и про "если не бить, то что тогда". И задача, которая стоит, она гораздо более глубокая и глобальная, чем решить вопрос "где у него кнопка" и как заставить слушаться, при этом не лупя. Задача в синтезе (если тезис -- это дисциплинарная модель, а антитезис -- либеральная). В том, чтобы возродить утраченную почти программу формирования здоровой привязанности. Через голову во многом возродить, ибо природный механизм передачи сильно поврежден. По частям и крупицам, сохраненным во многих семьях просто чудом, учитывая нашу историю. И тогда многое само решится, потому что ребенка, воспитанного в привязанности, не то что бить -- и наказывать, в общем, не нужно. Он готов и хочет слушаться, он "легкий". Не всегда и не во всем, но в общем и целом. А когда не слушается, то тоже как-то правильно и своевременно, и с этим более-мене понятно, что делать. Как-то так, надеюсь, не очень сумбурно. Впрочем, в теме битья есть еще один аспект, совсем малоприятный. Но это в другой раз. https://ludmilapsyholog.livejournal.com/94492.html

Guran: Про бить или не бить -3 9 апреля, 2011 Модели моделями, но давайте посмотрим теперь с другой стороны: что есть сам акт физического насилия по отношению к ребенку (во многим все это справедливо и для нефизического: оскорбления, крик, угрозы, шантаж, игнор и т. д.). Какие есть варианты? Вот что я наблюдала в жизни, в работе и в описаниях в литературе, если ничего не упустила. Буду признательна, если кто-то дополнит. Это важно понимать, чтобы можно было что-то с этим сделать. Располагаю по нарастанию жести. 1. Спонтанная реакция на опасность. Это когда мы ведем себя, по сути, на уровне инстинкта, как животные, в ситуации непосредственной угрозы жизни ребенка. У нас были соседи, а у них -- большая старая собака колли. Очень добрая и умная, позволяла детям себя таскать за уши и залезать верхом и только понимающе улыбалась на это все. И вот однажды бабушка была дома одна со своим трехлетним внуком, что-то делала на кухне. Прибегает малыш -- ревет, показывает руку -- прокушена до крови, кричит: "Она меня укусила!". Бабушка в шоке -- неужели собака с ума сошла на старости лет, а вдруг бешенство? Спрашивает: а что ты ей сделал? Ну, мелкий и говорит: "Ничего я ей не делал, я хотел с балкона посмотреть, а она сначала рычала, а потом ..." Бабушка на балкон -- там окно распахнуто и стул приставлен. Если б залез и перевесился -- все, этаж-то пятый. Дальше бабушка мелкому дала по заднице, а сама села рыдать в обнимку с собакой. Что он из всей этой истории понял, я не знаю, с его точки зрения -- полный сюр, но отрадно, что у него будут еще лет восемьдесят впереди на размышления, благодаря тому, что собака отступилась от своих принципов. 2. Попытка ускорить разрядку, см. ссылки в предыдущем посте на эту тему. Представляет собой разовый шлепок или подзатыльник. Совершается обычно в моменты раздражения, спешки, усталости. В норме сам родитель считает это своей слабостью, хотя и довольно объяснимой. Никаких особых последствий для ребенка не влечет, если потом он имеет возможность утешиться и восстановить контакт. 3. Стереотипное действие, "потому что так надо", "потому что так делали родители", так требуется культурой, обычаем и т. п. Присуще дисциплинарной модели. Может быть разной степени жестокости. Обычно при этом при этом не вникают в подробности проступка, мотивы поведения ребенка, поводом становится формальный факт: двойка, испорченная одежда, невыполнение поручения. Встречается чаще у людей, эмоционально туповатых, не способных к эмпатии ( в том числе и из-за аналогичного воспитания в детстве). Хотя иногда это просто от скудости, так сказать, арсенала воздействий. С ребенком проблемы, что делать? А выдрать хорошенько. Для ребенка также эмоционально туповатого оно не очень травматично, ибо не воспринимается как унижение. Ребенка чувствительного может очень ранить. Вообще этот тип мы не очень хорошо знаем, потому что к психологам такие родители не обращаются, в обсуждениях темы не участвуют, ибо не видят проблемы и на задумываются. У них "своя правда". Как с ними работать не очень понятно, потому что получается сложная ситуация: общество и государство вдруг стали считать такое неприемлемым и готовы чуть ли не забирать детей. А люди реально не видят, из-за чего сыр-бор и говорят "а че с ним будет?". Часто и сам ребенок не видит. 4. Стремление передать свои чувства, "чтоб он понял наконец". То есть насилие как высказывание, как акт коммуникации, как последний довод. Сопровождается очень сильными чувствами родителя, вплоть до измененного состояния сознания "у меня в глазах потемнело", "сам не знаю, что на меня нашло" и всякое такое. Часто потом родитель жалеет, чувствует вину, просит прощения. Ребенок тоже. Иногда это становится "прорывом" в отношениях. Классический пример описан Макаренко, да и в комментах были яркие истории. Не может быть сымитировано, хотя некоторые пытаются и огребают лютую и справедливую ненависть ребенка в ответ. Отдельные особи еще и себя потом делают главными бедняжками с текстом "Посмотри, до чего ты довел мамочку". Но это уже особый случай, деформация личности по истероидному типу. Этот вид насилия в нашей культуре очень распространен и почти одобряем см. про это статью Анны Варги здесь http://www.supporter.ru/pages.php?idr=23&id=39&pageid=2 Часто бывает на фоне переутомления, нервного истощения, сильной тревоги, стресса. Последствия зависят от того, готов ли сам родитель это признать срывом и ЧС, или, защищаясь от чувства вины, начинает насилие оправдывать и выдает себе индульгенцию на насилие "раз он слов не понимает". Тогда ребенок становится постоянным громоотводом для родительских негативных чувств. Со всеми вытекающими. 5. Неспособность взрослого переносить фрустрацию. В данном случае фрустрацией становится несоответствие поведения ребенка или самого ребенка ожиданиям взрослого. Часто возникает у людей, в детстве не имевших опыта защищенности и помощи в совладении с фрустрацией. Особенно если они возлагают на ребенка ожидания, что он восполнит их эмоциональный голод, станет "сбычей мечт", той самой "мамой, которая всегда поймет и поможет" для них самих или хотя бы "идеальным ребенком". При столкновении с тем фактом, что ребенок этого не может и/или не хочет, испытывают ярость трехлетки и себя не контролируют. Ребенка вообще-то страстно любят, но в момент приступа -- люто ненавидят, то есть смешанные чувства им не даются, как маленьким детям. Воспитанники детских домов или отвергающих родителей. Иногда это психопатия. На самом деле этот вид насилия очень опасен, так как в приступе ярости и убить можно. Собственно, именно так обычно и калечат, и убивают. Для ребенка оборачивается либо виктимностью и зависимостью, либо стойким отторжением от родителя, страхом, ненавистью. 6. Месть. Не так часто, но бывает.Помнится, был фильм французский, кажется, где отец бил сына как бы за то, что неусердно занимается музыкой, а на самом деле -- мстил за то, что из-за детской шалости ребена погибла его мать. Это, конечно, драматические навороты, обычно все прозаичнее. Месть за то, что родился не вовремя. Что похож на отца, который предал. Что болеет и "жизнь отравляет". Последствия хреновые. Аутоагрессия, суицидальное поведение ребенка. Если родитель так сильно не хочет, чтобы ребенок жил, он чаще всего слушается и находит способ. Ради мамочки. Ради папы. В более мягком варианте становится старшим и утешает -- как в том же фильме. Реже -- ненавидит и отдаляется. 7. Садизм. То есть собственно сексуальная девиация (отклонение). Вряд ли это новая мысль, но порка очень похожа символически на половой акт. Обнажение определенных частей тела, поза подставления, ритмичные телодвижения, стоны-крики, разрядка напряжения. Почитать тексты на всяких БДСМ ресурсах -- там прямые аналогии везде. Не знаю, проводились ли исследования, как связана склонность физически наказывать детей (именно пороть) и степень сексуального благополучия человека. Мне вот сдается, что сильно связаны. Во всяком случае, самые частые и жестокие порки наблюдались именно в тех обществах и институтах, где сексуальность была наиболее жестко табуирована или регламентирована, в тех же монастырских школах, частных школах где традиционно преподавали люди несемейные, закрытых военных училищах и т. д. И для меня довольно понятен тот факт, что пересмотр отношения к физическим наказаниям детей в общественном сознании случился вскоре после сексуальной революции. Поскольку в глубине души взрослый обычно прекрасно знает, в чем истинная цель его действий, городятся подробные рационализации. А поскольку удовольствия хочется еще и еще, строгость усиливается все больше, чтобы всегда был повод выпороть. Все это описано, например, в воспоминания Тургенева о детстве с мамашей-садисткой. Так что если кто с пеной у рта доказывает, что бить надо и правильно, и начинает еще объяснять, как именно это делать, да чем и сколько, как хотите, а у меня первая мысль, что либо ему не дают, либо у него не стоит. Ну, вот не могу отделаться. Самый мерзкий вариант -- когда избиение подается ребенку не как акт насилия, а как, так сказать, акт сотрудничества. Требуют, чтобы сам принес ремень, чтобы сказал потом "спасибо". Говорят : "Ты же понимаешь, это тебе во благо, я тебя люблю и не хотел бы, я тебе сочувствую, но надо". Сносит у ребенка систему ориентации в мире совсем, если он поверит. Он начинает признавать правоту происходящего, формируется глубокая амбивалентность с полной неспособностью к нормальным отношениям, построенным на безопасности и доверии. Фильм "Ночной портье" примерно про это, хотя и не совсем про ребенка. Последствия разные. От мазохизма и садизма на уровне девиаций до участия в рационализациях типа "меня пороли -- человеком вырос". Иногда приводит к тому, что подросший ребенок убивает или калечит своего мучителя. Иногда обходится просто лютой ненавистью к родителям. Последний вариант самый здоровый при подобных обстоятельствах. 8. Уничтожение субъектности. Описано Помяловским в "Очерках бурсы". Цель -- не наказание, не изменение поведения и даже не всегда получение удовольствия. Цель -- именно сломать волю. Сделать полностью управляемым. Признак такого насилия -- отсутствие стратегии избегания. Если помните, у Помяловского те дети, которые весь семестр старались вести себя и учиться хорошо и ни разу не были наказаны, в конце были жестоко пороты именно потому, что "нечего". Не должно быть никакого способа спастись. В менее радикальном варианте представлено вол всей дисциплинарной модели, тот же Локк говорит буквально: "Волю ребенка необходимо сломить". Просветитель, сразу видно. Откуда этот ужас перед волей ребенка -- отдельная тема. Вы спросите: а где же собственно наказание как таковое? Я вот тоже себя спрашиваю. Не знаю. А оно бывает "как таковое"? Мне как-то не удается себе представить. Но, может быть, я не все здесь учла. Чаще всего встречается 3 и 4. Реже 5 и 6, остальное еще реже. На самом деле 2 тоже, думаю, часто, просто про это не говорят, поскольку оно не выглядит проблемой и, наверное, ею и не является. А вообще, по данным опросов, 52% россиян используют физические наказания детей. Такой вот масштаб проблемы. https://ludmilapsyholog.livejournal.com/95237.html

Guran: Про бить или не бить-4 14 апреля, 2011 Много вопросов, про "что же делать, если все-таки бывает". Это очень важная тема, потому что бороться с жестоким обращением ныне тьма желающих, а вот помогать родителям, которые хотели бы "завязать", мало кто хочет и может. Прежде всего, хочу сказать то, что я говорила в одном из комментов: я безмерно уважаю тех родителей, которые, будучи сами биты в детстве, стараются детей не бить. Или хотя бы меньше бить. Потому что их Внутренний родитель, тот, который достался им в наследство от родителей реальных, считает, что бить можно и нужно. И даже если в здравом уме и твердой памяти они считают, что этого лучше не делать, стоит разуму ослабить контроль (усталость, недосып, испуг, отчаяние, сильное давление извне, например, от школы) -- как рука "сама тянется к ремню". И им гораздо труднее себя контролировать, чем тем, у кого в "программе" родительского поведения это не записано и ничего никуда не тянется. Если оно все же удается -- это правда круто . То же относится к крику, молчанию, шантажу и т. д. Итак, про что же делать... Я бы сказала, что первое -- запретить себе фразы типа "ребенок получил ремня". Особенно меня передергивает от "ему по попе прилетело". Это языковая и ментальная ловушка. Никто сам по себе ничего не получал. И уж точно никому ничего от мироздания не прилетало. Это вы его побили. И под видом "типа юмора" пытаетесь снять с себя ответственность. Как кто-то написал "он совершил проступок и получил по заднице -- это естественные последствия". Нет. Это самообман. Пока вы ему предаетесь, ничего не изменится. Как только научитесь хотя бы про себя говорить "Я побил (а) своего ребенка", удивитесь, насколько вырастет ваша способность к самообладанию. То же самое с фразами типа "без этого все равно нельзя". Не надо обобщать. Научитесь говорить "Я пока не умею обходиться без битья". Это честно, точно и обнадеживает. Дальше. В той самой книжке, про трудное поведение, главная мысль такая: ребенок, когда делает что-то не так, обычно не хочет плохого. Он хочет чего-то вполне понятного: быть хорошим, быть любимым, не иметь неприятностей и т. д. И трудное поведение -- просто плохой способ этого достичь. Вот все то же самое справедливо по отношению к родителям. Очень редко кто ХОЧЕТ мучить и обижать своего ребенка. Исключения есть, это то, о чем шла речь в пункте 8, с оговорками -- 6 и 7. И это очень редко. Во всех других случаях родитель хочет вполне хорошего или, по крайней мере, понятного. Чтобы ребенок был жив-здоров, чтобы вел себя хорошо, чтобы не нервничать, чтобы иметь контроль над ситуацией, чтобы не стыдиться, чтобы пожалели, чтоб все как у людей, чтобы разрядиться, чтобы хоть что-то предпринять -- всякое такое. И, собственно, по той же логике: если понять про себя, чего ты на самом деле хочешь, когда бьешь, какова твоя глубинная потребность, то можно придумать, как удовлетворить эту потребность иначе. Например, отдохнуть, чтобы не надо было разряжаться. Или забить на оценки посторонних, чтобы не стыдиться. Или убрать какие-то опасные ситуации и вещи, чтобы ребенку не угрожала опасность. Или что-то превратить в игру, чтобы контролировать ситуацию весело. Или сказать о своих чувствах ребенку (супругу, подруге), чтобы быть услышанным. Или пройти психотерапию, чтобы освободиться от власти собственных детских травм. Или изменить свою жизнь, чтобы не ненавидеть ребенка за то, что она "не удалась". Или купить виагруи и пойти в бордель, чтобы не заменять секс поркой А дальше придуманные альтернативные способы пробовать и смотреть, что будет. Не подошло одно -- пробовать другое. Привычка эмоционально разряжаться через ребенка --- а судя по комментам, среди здесь присутствующих большинство именно по этой причине срываются -- это просто дурная привычка, своего рода зависимость. И эффективно справляться с ней нужно так же, как с любой другой вредной привычкой: не "бороться с", а "научиться иначе". Не "с этой минуты больше никогда" -- все знают, к чему приводят такие зароки, а "сегодня хоть немного меньше, чем вчера", или "обойтись без этого только один день" (потом "только одну неделю", "только один месяц"). Не пугаться, что не все получается. Не сдаваться. Не стесняться спрашивать и просить помощи. Держать в голове древнюю мудрость "Лучше один шаг в правильном направлении, чем десять в неверном". И помнить, что почти всегда дело в собственном Внутреннем ребенке, обиженном, испуганном или сердитом. Помнить о нем и иногда, вместо того чтобы воспитывать своего реального ребенка, заняться тем мальчиком или девочкой, что бушует внутри. Поговорить, пожалеть, похвалить, утешить, пообещать, что больше никому не дадите его обижать. Это не быстро и не сразу. И нужно очень друг друга на этом пути поддерживать супругам, и знакомым, и просто всем, кто. Зато, если получается, выигрыш больше, чем все сокровища Али-бабы. Приз в этой игре -- разрыв или ослабление патологической цепи передачи насилия от поколения поколению. У ваших детей Внутренний родитель не будет жестоким. Бесценный дар вашим внукам, правнукам и прочим потомкам до не знаю какого колена. https://ludmilapsyholog.livejournal.com/96758.html




полная версия страницы