Форум » Тема телесных наказаний в литературе. » Сергей Мосияш. "Ваня Крылов". » Ответить
Сергей Мосияш. "Ваня Крылов".
Вико: Ваня Крылов Сергей Мосияш Повесть о детстве баснописца А. И. Крылова в Яицком городке. Глава Семь бед <...> Когда Ваня пришел домой, отец лежал, отдыхая, в сенцах. - Ваня, тут журнал "Трутень" лежал. Ведь ты ж его взял, больше некому. - Я, папенька. - И где же он? Ваня замялся, опустил голову. - Ну, я тебя спрашиваю. Куда ты его дел? - Я думал, он не нужен, раз тут валяется... Я посмотрел картинки, а потом на Чаган снес. - Зачем? - Ветки сырые, папенька, были. Никак не горят... - Значит, сжег журнал? - Я хотел один листик, а оно никак не горит, папенька. - А огонь-то зачем разводил? - Раков варили. - Раков? - удивился Андрей Прохорович. - Раков, папенька. - Ну, что ж, все ясно, - сказал Андрей Прохорович и, поднявшись, пошел на кухню к горке. Достал оттуда ножик, попробовал лезвие, подал Ване. - Поди к Чагану, нарежь себе лозы. - Толстой или тонкой? - Да нет, пожиже, чтоб хорошо гнулась. - Много? - С десяток либо с пяток хватит. Чтоб про запас. - А зачем она, папенька? - спросил Ваня, смутно что-то предчувствуя. - Как зачем? Я же сказал - для тебя. Буду тебя сечь. У Вани оборвалось сердце. - За что, папенька? - За злодейское обращение с книгами. - Я больше не стану так, папенька, - взмолился Ваня. - Ничего, сынок, - сказал Андрей Прохорович, - когда-то ж надо розог попробовать. Иначе какой же ты мужчина без этого. - Но я не готов, - растерянно пролепетал Ваня. - А чего там готовиться? Скинешь штаны, ляжешь на лавку - и всего делов. Ступай, ступай. Ваня вышел на улицу и поплелся к зеленой пойме Чагана. Найдя огромный куст лозняка, он придирчиво стал выбирать лозины. В другое время он мигом бы нарезал их, но сегодня, зная, для чего они пойдут, Ваня подолгу рассматривал каждый прут. "Этот тонкий... в тело так и вопьется. А этот толстый, больно будет... У этого сучья, тоже плохо". С пятью тщательно выбранными прутиками он пришел домой. Мария Алексеевна была дома. У Вани затеплилась надежда. Маменька никогда его не била - может, и отцу не даст. Но она сказала вдруг, поднимаясь с лавки: - Только уж ты, батюшка, не сильно. - Вот еще заступница, - осерчал Андрей Прохорович. - Зачем парнишку обнадеиваешь? Хочешь, чтобы больше всыпал? - Молчу, молчу, - испугалась Мария Алексеевна. - Но лучше я пока на улице побуду, не охотница я смотреть на это. Андрей Прохорович перебрал принесенные Ваней прутья, пробурчал что-то под нос, выбрал один и скомандовал: - Ложись, Иван! Ваня лег на лавку на живот. Отец, задирая ему повыше рубашку, спросил: - Кричать будешь? - Нет. - Ну и правильно. Молодец. Крепкий человек, сильный никогда не закричит. В следующее мгновение розга свистнула и больно ожгла тело. Ваня невольно дернулся, охнул, но, вспомнив о своем обещании молчать, тут же стиснул зубы. Розга свистела, тело вздрагивало, но Ваня молчал. А хотелось взвыть и даже кусаться. Вечером, когда сели ужинать, маменька подстелила Ване свою пуховую шаль, чтоб не так больно сидеть на лавке было. <...> Глава Ребячья Война <...>Ваню с Горкой "царята" нагнали уже в кустах. Завязалась рукопашная. Крепостную "мелюзгу" Степкины "матерые" скручивали быстро. На Ваню кинулся Венька Свилеватых. Едва Ваня замахнулся, как получил подножку сзади - и сразу повалился под куст. Венька, вцепившись ему в грудки, навалился, тяжело дыша и злорадно всхохатывая: - Вот ужо тебе все припомнится, капитан! Ваня видел, как на Горку налетел сам Степка и стал биться с ним на саблях. Кто-то хотел услужить "царю" и подставить Горке подножку, но Степка крикнул: - Не трожь! Я сам! Он хотел сам лично добиться победы. Горка хоть и был слабее Степки, но на этот раз дрался отчаянно. И вдруг, изловчившись, он удачно и сильно перетянул саблей "царя" через лоб. У Степки мигом взбугрилась малиновая полоса на лбу. Боль была сильной, но Степка даже не охнул. Он только рассвирепел, глаза у него выпучились. Наконец-то он вспомнил, что он "царь", и сразу заорал бешено: - Хватай его, ребята! На Горку навалилась Степкина армия и мигом скрутила его. Увидев своего врага поверженным, "царь" не смиловался, а, наоборот, почему-то озлился еще больше. - Повесить его! - приказал "царь", показывая на развесистую ветлу. Слуги такого приказа не ожидали и поэтому несколько замешкались. - Вы что?! Бунтовать! - закричал Степка и замахал саблей. И слуги сразу засуетились. Один из них мигом взлетел на ветлу, сдернул с себя кушак и, сделав петлю, спустил ее вниз. Верхний конец он старательно завязал за сучок. И победители и пленные не ожидали такого оборота, поэтому все с недоверчивым любопытством наблюдали за происходящим. Смотрел на это и прижатый к земле Ваня. Стянув ему воротник рубашки, Венька крепко держал его. Но когда бледного Горку поволокли к петле, Ваня закричал: - Степка, дурак! Ты что делаешь?! Царь-Степка лишь бровью повел. - Всыпать капитану десять горячих. Свилеватых только тряхнул Ваню, но "сыпать горячих" не спешил. Надо было досмотреть повешение. Ваня напружинился, изогнулся и вцепился зубами в руку своего мучителя. Схватил его где-то далеко выше кисти. Почувствовав во рту привкус пота, Ваня изо всех сил, до звона в ушах, сжал зубы. Венька дико заорал и высоко подпрыгнул. Освободившись от него, Ваня ужом юркнул в кусты и, вскочив на ноги, бросился бежать, не разбирая дороги. Сзади несся визг Свилеватых и крики "царя": - Имай капитана! Держи-и-и! Ваня выскочил к крепости с изодранной рубашкой и поцарапанным лицом и бросился к дому: - Папенька, Горку вешают! - закричал он, ворвавшись в горницу. - Какого Горку? - недоуменно поднял глаза от книги Андрей Прохорович. - Кто? - Да Чукалина же! - кричал Ваня, задыхаясь, и хватал отца за руку. - Скорее! Андрей Прохорович потянулся было за мундиром, но Ваня затряс головой. - Не надо... Скорее же! Андрей Прохорович так и бежал за сыном в одной рубашке, все еще плохо понимая случившееся. - Ванюшка, постой... Кто его вешает? - Но Ваня летел впереди и твердил, задыхаясь и всхлипывая, одно и то же: "Скорей, скорей". Шум и топот на тропе, видимо, насторожили победителей и побежденных. И когда Андрей Прохорович появился на поляне, на ней почти никого не было. Лишь мчался к другому краю маленький "пленный", то роняя, то снова схватывая спадающие штаны. Ему только что всыпали горячих, вот он и замешкался. Перепуганный насмерть Горка лежал у ветлы. Веревка затянулась на шее, и он никак не мог освободиться от нее. Андрей Прохорович стал ослаблять петлю. - Вы что! Сдурели, окаянные? - спросил он. - Нет, папенька, мы в войну играли... - Я вам поиграю, я вам повоюю... - Так мы что? Мы ничего. Это все царь выдумал. - Какой царь? - Да Степка. - Всех велю посечь! - грозился Андрей Прохорович. - Всех. И царя вашего в первую голову. Молчи! Не перечь! Тебе тоже причитается. Но на этот раз Ване не попало. Обошлось. За него неожиданно и решительно вступилась Мария Алексеевна. - Христос с тобой, батюшка, - говорила она мужу. - За что ж дите сечь? Ведь если б не он, мог бы и пропасть тот парнишка. - Да оно-то так, матушка, - соглашался Андрей Прохорович, - но получается, вроде бы наш лучше всех. Тех наказали, а он в сторонке. Это тоже не по-товарищески. Мальчишки могут и невзлюбить за потачку. - Нет, нет, - с несвойственной ей твердостью говорила Мария Алексеевна. - У него еще от прошлого не сошло. Бог с ней, с любовью мальчишьей. Нет, нет. Обошлось благополучно не только для Вани. Не тронул никто и Горку Чукалина. Андрей Прохорович, лично распорядившийся наказать всех "воителей", чтобы наперед воевать неповадно было, сказал о Горке: - Этого не надо. Он и так долго воевать теперь не схочет. На то, что капитан Крылов пожалел Горку, была и другая причина, о которой он никому не сказал. Горка был сыном казака, отправившегося с отрядом капитана в первую вылазку против Пугачева и погибшего тогда же. Сыном боевого товарища. Больше всех досталось Свилеватых. Отец его, рьяный служака, явился домой навеселе. Увидев Веньку и вспомнив приказ капитана, тут же принялся за дело, благо жены дома не оказалось. Будучи в подпитии, драл он Веньку с великим удовольствием. И тем сильней, чем сильней орал наказуемый. Под свист плетки отец еще и приговаривал: - Воевать боле не будем... Р-раз... Воевать боле не будем. Два! А если будем, то шкуру спустим. Три!.. Венька отлеживался в траве за огородами, обложив иссеченные места подорожником. Плакал Венька и от боли и от злости. Но злился не на отца, а на сына капитанского. - За все с ним посчитаюсь. И за укус и за плетку. Утоплю в Чагане... Уши оторву... Ноги поломаю... Так были запрещены в Яицком городке ребячьи войны. Надолго ли?
Ответов - 0
полная версия страницы