Форум » Тема телесных наказаний в литературе. » Диана Гэблдон. Чужеземец » Ответить
Диана Гэблдон. Чужеземец
Guran: Чужеземец Диана Гэблдон Глава 22 Расплата На деревенский постоялый двор мы добрались поздно вечером. Дугал, расплачиваясь с хозяином, от огорчения даже глаза закрыл — чтобы обеспечить молчание, потребовалось немало серебра. Однако это же серебро обеспечило нам сытный ужин и много эля. Да только ужин прошел в угрюмой тишине: почти никто не разговаривал. Похоже, я в своем рваном платье, скромно прикрывшаяся запасной рубашкой Джейми, попала в опалу. Все, кроме Джейми, вели себя так, будто я была невидимкой, но и Джейми лишь иногда передавал мне хлеб или мясо. В конце концов я с облегчением поднялась в нашу комнату, пусть маленькую и тесную. Я со вздохом опустилась на кровать, не обращая внимания на состояние постельного белья. — Сил больше нет. Такой длинный день! — Ага, длинный. — Джейми расстегнул воротничок и манжеты, снял пояс с саблей, но на этом раздевание кончилось. Он выдернул ремень и сложил его пополам, задумчиво похлопывая им по ладони. — Иди в постель, Джейми. Чего ты ждешь? Джейми подошел к кровати, покачивая кожаным ремнем. — Видишь ли, девочка, боюсь, прежде, чем мы уснем, нужно решить еще одно дело. Меня кольнуло мрачное предчувствие. — Это какое? Он ответил не сразу, подтянул к себе стул и сел напротив меня, а не рядом на кровать. — Ты понимаешь, Клэр, — тихо спросил он, — что всех нас сегодня чуть не убили? Я стыдливо уткнулась взглядом в одеяло. — Да, знаю. Я виновата. Прости. — Ага, значит, понимаешь. А ты знаешь, что если бы мужчина совершил подобное — подверг остальных опасности — ему бы, скорее всего, отрезали уши, или выпороли, а то и убили на месте? Я побледнела. — Нет, не знаю. — Я понимаю, что ты не знакома с нашими обычаями, и это в некотором роде оправдание. И все-таки я велел тебе спрятаться и оставаться там. Если бы ты послушалась, ничего бы и не произошло. А теперь англичане будут везде нас искать, нам придется прятаться днем, а ехать ночью. — Он помолчал. — Что касается капитана Рэндалла… это совсем отдельная история. — Ты хочешь сказать, он будет особенно неистово искать тебя, потому что теперь знает, что ты здесь? Джейми рассеянно кивнул, глядя мимо меня в огонь. — Ага. Он… в общем, теперь это дело его личное, понимаешь? — Мне так жаль, Джейми, — призналась я, но Джейми отмахнулся. — Гм… если бы это задело только меня, я бы больше ничего не сказал. Но раз уж мы об этом заговорили, — он метнул в меня пронзительный взгляд, — я признаюсь, что вид этой скотины, лапавшей тебя своими грязными руками, меня чуть не убил. — И снова посмотрел в огонь, словно заново переживая события этого дня. Я хотела было рассказать ему про… трудности Рэндалла, но побоялась, что это принесет больше вреда, чем пользы. Мне отчаянно хотелось обнять Джейми и молить его о прощении, но я не осмеливалась прикоснуться к нему. После довольно длительного молчания он вздохнул и встал, похлопывая ремнем по бедру. — Ну что ж, — произнес он. — Лучше сразу приступить к делу. Ты причинила много вреда, не послушавшись моего приказа, и я собираюсь наказать тебя за это, Клэр. Помнишь, что я сказал тебе утром перед тем, как уехать? Я вспомнила и поспешно метнулась через кровать, прижавшись спиной к стене. — Что ты имеешь в виду? — Ты отлично знаешь, что я имею в виду, — твердо сказал он, — Встань на колени перед кроватью и задери юбки, девочка. — Я этого не сделаю! — Я вцепилась в столбики кровати и заползла еще дальше в угол. Какое-то время Джейми, прищурившись, мерил меня взглядом, решая, что делать дальше. До меня уже дошло, что остановить его я все равно не смогу — он весил на добрых четыре стоуна больше, чем я. Наконец он предпочел пока не действовать, а поговорить еще немного, отложил ремень в сторону и сел рядом со мной. — Слушай, Клэр… — начал он. — Я уже сказала, что мне жаль! — выпалила я. — И мне действительно жаль. Я больше никогда ничего подобного не сделаю! — В том-то все и дело, — медленно произнес он. — Можешь и сделать. Только из-за того, что отказываешься принимать все всерьез. Полагаю, ты пришла оттуда, где жизнь гораздо проще. Там, откуда ты пришла, неподчинение приказам или то, что ты берешь дело в свои руки — не вопросы жизни и смерти. Самое худшее, что может произойти — если ты причинишь кому-нибудь неудобство, или же тебя сочтут надоедой, но вряд ли кого-нибудь убьют. Я наблюдала за тем, как он машинально разглаживает складки на килте, приводя в порядок мысли. — Тяжелая правда в том, что в таких местах, как это, самый пустяковый поступок может привести к очень тяжелым последствиям, особенно когда дело касается человека вроде меня. — Джейми потрепал меня по плечу, видя, что я готова расплакаться. — Я знаю, что ты бы никогда не стала подвергать опасности меня или кого-то другого сознательно. Но ты запросто можешь сделать это случайно, вот как сегодня, просто потому что все еще не веришь мне, когда я предупреждаю, что какие-то вещи опасны. Ты привыкла сама думать о себе, и я знаю, — тут он искоса посмотрел на меня, — что ты не привыкла позволять мужчинам командовать собой. Но ради всех нас тебе придется этому научиться. — Хорошо, — медленно произнесла я. — Я понимаю. Ты, конечно же, прав. Хорошо, я буду слушаться твоих приказов, даже если буду с ними не согласна. — Отлично. — Он встал и поднял ремень. — А теперь слезай с кровати, и покончим с этим. У меня от возмущения отпала челюсть. — Что?! Я уже сказала, что буду слушаться твоих приказов!! Джейми раздраженно вздохнул и снова сел на кровать, глядя на меня. — Послушай. Ты говоришь, что поняла меня, и я тебе верю. Но есть разница между тем, что ты понимаешь что-то, и тем, что ты это знаешь, причем огромная. Я неохотно кивнула. — Отлично. Мне все равно придется тебя наказать, причем по двум причинам: во-первых, чтобы ты знала. — Внезапно он улыбнулся. — Могу поделиться собственным опытом — хорошая порка заставляет относиться ко многим вещам куда серьезнее. Я сильнее вцепилась в столбики кровати. — Вторая причина, — продолжал Джейми, — это наши люди. Ты уже заметила, как они вели себя сегодня вечером? Я заметила. Ужин прошел в такой тяжелой атмосфере, что я с радостью сбежала в комнату. — Существует такое понятие, как справедливость, Клэр. Ты поступила плохо по отношению к ним, и тебе придется за это пострадать. — Он сделал глубокий вдох. — Я твой муж. Это моя обязанность, и я намерен ее выполнить. У меня имелись сильные возражения сразу по нескольким пунктам. Пусть речь идет о справедливости — а приходилось согласиться, что в этом есть некоторая доля правды — мое чувство amour — propre было жестоко оскорблено самой мыслью о том, что меня могут выпороть, неважно кем и неважно почему. Я чувствовала, что меня предал мужчина, которого я считала другом, защитником и любовником и от которого зависела. А чувство самосохранения просто вопило от ужаса при мысли, что придется отдать себя на милость человека, поднимавшего пятнадцатифунтовый палаш легко, как мухобойку. — Я не позволю тебе выпороть себя, — решительно заявила я, продолжая держаться за столбики кровати. — В самом деле? — Он вскинул медные брови. — Так вот что я скажу тебе, девочка: очень я сомневаюсь, что ты можешь мне возразить. Ты моя жена, нравится тебе это или нет. Если я захочу сломать тебе руку, или посадить тебя на хлеб и воду, или надолго запереть в чулане — и не думай, что у меня не возникает подобного соблазна! — я это сделаю, а не то что надеру тебе задницу. — Я буду кричать! — Скорее всего. Если не до того, то во время. Думаю, тебя услышат даже на соседней ферме — у тебя отличные легкие. Джейми гнусно ухмыльнулся и придвинулся ко мне. Он с некоторым трудом отцепил мои пальцы от столбиков и поволок меня к краю кровати. Я лягала его в голень, но он этого даже не почувствовал, потому что я была босиком. Негромко ворча, он сумел повернуть меня лицом в кровать, завернув руку за спину, чтобы удержать. — Я это сделаю, Клэр! Если будешь стоять спокойно, ограничимся дюжиной ударов. — А если нет? — дрожащим голосом спросила я. Джейми поднял ремень и с отвратительным звуком хлопнул себя по ноге. — Тогда я придавлю тебя коленом и буду лупить, пока рука не устанет, и предупреждаю — ты устанешь гораздо раньше. Я отскочила от кровати и кинулась на него, сжав кулаки. — Ты варвар! Ты… ты садист! — в бешенстве шипела я. — Ты делаешь это исключительно для собственного удовольствия! Я никогда не прощу тебе этого! Джейми помолчал, крутя ремень, и невозмутимо ответил: — Я не знаю, что такое садист. И уж если я прощу тебе сегодняшний день, думаю, ты меня тоже простишь сразу же, когда снова сможешь сидеть. А что до моего удовольствия… — Губы его дернулись в усмешке. — Я говорил, что должен буду тебя наказать, но не говорил, что не собираюсь этим насладиться. — И поманил меня согнутым пальцем. — Иди сюда. * * * На следующий день я не хотела выходить из надежного убежища комнаты и тянула время, завязывая и развязывая ленты и причесываясь. Со вчерашнего вечера я не разговаривала с Джейми, но он заметил мои колебания и заставил меня спуститься с ним к завтраку. — Не нужно бояться встречи с остальными, Клэр. Конечно, они будут над тобой подшучивать, но все не так страшно. Выше нос. — И потрепал меня по подбородку, а я укусила его за палец, сильно, но не глубоко. — Ой! — Джейми отдернул руку. — Осторожнее, девочка, ты же не знаешь, куда я его совал. Посмеиваясь, он отпустил меня и пошел завтракать. Похоже, у него прекрасное настроение, с горечью думала я. Если вчера вечером он жаждал отмщения, то получил его сполна. Это был в высшей степени ужасный вечер. Мое неохотное согласие продлилось только до первого обжигающего соприкосновения ремня с моей плотью. Дальше произошла короткая, но ожесточенная драка, во время которой Джейми заработал кровотечение из носа, три прелестных глубоких царапины на щеке и сильно прокушенное запястье. Ничего удивительного, что потом я едва не задохнулась, завернутая в засаленное одеяло, а он уперся коленом мне в спину и избил меня до полусмерти. Джейми, будь проклята его черная шотландская душа, опять оказался прав. Мужчины приветствовали меня сдержанно, но вполне дружелюбно. Враждебность и презрение вчерашнего вечера испарились. Я у буфета раскладывала по тарелкам яйца, когда подошел Дугал и по-отечески обнял меня за плечи. Его борода щекотала мне ухо, когда он доверительным тоном пророкотал: — Надеюсь, Джейми не был к тебе слишком жесток вчера, девочка. Звучало так, словно он тебя убивает. Я жарко вспыхнула и отвернулась, чтобы он не увидел побагровевших щек. После оскорбительных замечаний Джейми я твердо решила не открывать рта во время всего испытания, однако когда дошло до дела, я могла бы бросить вызов самому Сфинксу. Пусть бы он попробовал молчать, если ремень в руках Джейми Фрэзера. Дугал обернулся и крикнул Джейми, сидевшему за столом с куском хлеба и сыра в руке: — Эй, Джейми, совсем ни к чему было наполовину убивать девчонку. Хватило бы и нежного напоминания. — И потрепал меня по заднице для наглядности, заставив поморщиться. Я сердито зыркнула на него. — Надранная задница еще никому не наносила большого вреда, — пробормотал Муртаг с набитым ртом. — И в самом деле, — ухмыльнулся Нед. — Иди посиди с нами, девочка. — Спасибо, я постою, — с достоинством ответила я, вызвав взрыв хохота. Джейми, усердно нарезая сыр, старался не встречаться со мной взглядом. Они весь день подшучивали надо мной, и каждый, насмешливо сочувствуя, старался потрепать меня по заднице, но в основном все шло терпимо, и я нехотя вынуждена была признать, что Джейми опять оказался прав, хотя по-прежнему хотела удушить его. Сидеть я не могла вообще, поэтому все утро пришлось заниматься мелочами — подрубать одежду, пришивать пуговицы… Это можно было делать, стоя у окна, под предлогом, что мне нужен свет. После обеда, который я тоже съела стоя, все разошлись отдохнуть по комнатам. Дугал решил, что мы отправимся в путь, когда совсем стемнеет. Джейми пошел в комнату вслед за мной, но я решительно захлопнула дверь прямо перед его носом. Пусть опять поспит на полу. Вчера вечером он вел себя очень тактично — надел ремень и молча вышел из комнаты сразу же, как закончил порку. Вернулся он через час после того, как я легла в постель и задула лампу, и ему хватило здравого смысла не ложиться рядом со мной. Он некоторое время вглядывался в темноту, где неподвижно лежала я, потом глубоко вздохнул, закутался в плед и уснул на полу возле двери. Слишком злая, расстроенная и физически измученная, чтобы уснуть, я почти всю ночь пролежала, то размышляя о словах Джейми, то борясь с желанием встать и пнуть его хорошенько в одно чувствительное место. Будь я объективной — чего мне вовсе не хотелось — я могла бы согласиться, что он был прав, утверждая, что я не отношусь к происходящему с надлежащей серьезностью. Однако он ошибался, сказав, что там, откуда я пришла — неважно, где находится это место — жизнь не такая опасная. На самом деле, думала я, он прав с точностью до наоборот. Просто это время все еще казалось мне ненастоящим; что-то вроде маскарада в нарядных платьях. В сравнении с массовыми механизированными военными действиями, небольшие стычки, которые я до сих пор видела — несколько человек, вооруженных саблями и мушкетами — казались скорее живописными, чем грозными. У меня были трудности с масштабами. Человек, убитый из мушкета, так же мертв, как тот, что убит из миномета. Просто миномет убивает безлично, уничтожая людей дюжинами, а из мушкета стреляет тот, кто видит глаза своей жертвы. И мне казалось, что это не война, а убийство. Но тогда сколько людей нужно, чтобы назвать это войной? Много, так, чтобы им не требовалось видеть друг друга. И все-таки это война — или хотя бы серьезное дело — для Дугала, Джейми, Руперта и Неда. Даже маленький краснолицый Муртаг имеет свои причины, чтобы быть жестоким, независимо от его природных наклонностей. А какие причины? Один король вместо другого? Ганноверы или Стюарты? Для меня они по-прежнему оставались именами из школьных учебников. Что они из себя представляли по сравнению с таким немыслимым злом, как гитлеровский рейх? Полагаю, для тех, кто живет под властью этих королей, разница есть, хотя мне она кажется ничтожной. Но с другой стороны, когда это право жить так, как хочется, считалось пустячным делом? Разве борьба за то, чтобы выбрать собственную судьбу, имеет меньшее значение, чем необходимость остановить величайшее зло? Я посмотрела на Джейми, свернувшегося клубком под дверью. Он дышал ровно, но поверхностно; возможно, тоже не мог уснуть. Я от души надеялась, что не мог. Сначала я намеревалась воспринимать все это поразительное злосчастье, как мелодраму. Подобные вещи просто не происходят в реальной жизни. С того момента, как я прошла сквозь камень, со мной приключилось множество потрясений, но самое ужасное — сегодня днем. Джек Рэндалл, так похожий и так ужасно не похожий на Фрэнка. Его прикосновение к моей груди неожиданно создало связующее звено между прежней и теперешней жизнями, объединило две эти реальности в одно целое с грохотом, похожим на удар грома. Кроме того, был еще и Джейми: его лицо, застывшее от страха, в окне комнаты Рэндалла, перекошенное гневом на обочине, сжавшееся от боли при моих оскорблениях… Джейми. Джейми был настоящим, верно; куда более реальным, чем все остальное, когда-либо приключавшееся со мной, реальнее даже Фрэнка и моей жизни в 1946 году. Джейми, нежный любовник и вероломный подлец. Возможно, в этом и заключается часть проблемы. Джейми так заполонил мои чувства, что все, его окружающее, кажется неуместным. Но больше я не могу игнорировать это. Мое безрассудство сегодня едва не стоило ему жизни, и мой желудок совершил кувырок, когда я подумала, что могла потерять его. Я резко села, решив разбудить его и сказать, чтобы он ложился ко мне в постель. Но стоило мне всем своим весом прижать результаты его творчества, как я не менее резко передумала и сердито шлепнулась на живот. Ночь, проведенная в приступах бешенства и философских размышлениях, измотала меня, поэтому я проспала до темноты и, спотыкаясь, как в тумане, спустилась вниз, на легкий ужин, когда меня разбудил Руперт. Дугал, наверняка терзаемый муками скупости, все же раздобыл для меня пони. Крепкое животное, весьма неизящного сложения, с добрыми глазами и короткой щетинистой гривой. Я немедленно нарекла его Чертополохом. До сих пор я не представляла себе, что значит долго ехать верхом после жестокой порки, и только посмотрев с сомнением на жесткое седло Чертополоха, поняла, что меня ожидает. На седло шлепнулся толстый плащ, и блестящий черный крысиный глаз Муртага заговорщически подмигнул мне сбоку. Я твердо решила, что, по крайней мере, страдать буду в горделивом молчании, и мрачно стиснула зубы, устраиваясь в седле. Похоже, что мужчины устроили молчаливый заговор галантности. Они по очереди (и весьма часто) требовали остановки, чтобы облегчиться, чем давали мне возможность спешиться на несколько минут и тайком потереть болевший зад. То и дело кто-нибудь предлагал остановиться и сделать глоток-другой воды, для чего опять же требовалось остановиться и мне, поскольку бутылки с водой навьючили на Чертополоха. Таким манером мы тряслись часа два, но боль становилась все ужаснее, вынуждая меня непрестанно ерзать в седле. В конце концов я решила, что пусть горделивое страдание катится ко всем чертям — мне просто необходимо спешиться, хотя бы ненадолго. — Тпру! — крикнула я Чертополоху и сползла на землю, притворившись, что рассматриваю переднюю левую ногу пони. Остальные лошади топтались рядом. — Боюсь, у него в подкове был камень, — соврала я. — Я его уже вытащила, но теперь придется пройти немного пешком — не хочу, чтобы он захромал. — Нет, это невозможно, — отрезал Дугал. — Хотя ладно, пройдись пешком, но с тобой кто-нибудь должен остаться. Дорога тут спокойная, но одна ты идти не будешь. Джейми тут же спрыгнул на землю. — Я пойду с ней, — спокойно сказал он. — Хорошо. Только особо не мешкайте — в гостиницу нужно попасть до рассвета. Вывеска «Красный Вепрь»; хозяин — наш друг. Он жестом собрал остальных, и они пустились быстрой рысью, оставив нас в клубах поднятой копытами пыли. * * * Несколько часов пытки в седле не улучшили моего настроения. Пусть идет рядом. Будь я проклята, если скажу ему хоть слово, садист, скотина жестокая. В лунном свете он выглядел не особенно зверски, но я ожесточила сердце и похромала вперед, стараясь не смотреть на него. Оскорбленные мускулы поначалу возмутились из-за непривычного упражнения, но примерно через полчаса я начала двигаться немного свободнее. — Завтра ты будешь чувствовать себя намного лучше, — небрежно бросил Джейми. — Правда, сидеть толком не сможешь до послезавтра. — Откуда это такой опыт? — окрысилась я. — Что, так часто порешь людей? — Да нет, — ответил он, ничуть не задетый моим отношением. — Это в первый раз. Зато у меня солидный опыт с… гм… другой стороны. — У тебя? — вытаращилась на него я. Мысль о том, что кто-то берет ремень и порет эту несгибаемую массу мышц и сухожилиий, показалась мне совершенно нелепой. Он засмеялся, видя выражение моего лица. — Когда я был немного меньше, Сасснек. Тогда меня пороли чаще, чем я мог сосчитать; в возрасте от восьми до тринадцати лет. А потом я перерос отца, и ему стало несподручно перекидывать меня через калитку. — Твой отец порол тебя? — Ага, в основном он. Еще, конечно, школьный учитель, и время от времени Дугал или другой дядюшка, в зависимости от того, где я жил и чем занимался. Я заинтересовалась, несмотря на твердое решение игнорировать его. — А что ты такого делал? Он снова засмеялся. Смех прозвучал в прохладном ночном воздухе тихо, но заразительно. — Ну, всего я не вспомню. Скажем так — в основном я это заслужил. Во всяком случае, папа вряд ли лупил меня несправедливо. — Он замолчал и задумался. — Мм. Дай вспомнить. Один раз — за то, что я швырял камнями в цыплят; еще раз — за то, что катался верхом на коровах и они так возбудились, что их нельзя было подоить. Еще за то, что съел все варенье с пирожных, а сами пирожные оставил. А, еще за то, что забыл запереть ворота в конюшне и выпустил всех пони, и за то, что поджег соломенную крышу в голубятне — правда, это случайность, я не нарочно это сделал, и за то… — Джейми замолчал и пожал плечами, а я против воли прыснула. — В общем, обычные вещи. Правда, чаще всего за то, что открывал рот, когда следовало помолчать. — Он фыркнул, вспомнив что-то. — Один раз сестра, Дженни, разбила кувшин. Я ее дразнил, она разозлилась и швырнула его в меня. Когда папа вошел и спросил, чья это работа, она так перепугалась, что ничего не могла сказать, только смотрела на меня огромными глазищами — у нее тоже синие глаза, как у меня, только намного красивее, с такими черными ресницами. — Джейми опять пожал плечами. — В общем, я сказал отцу, что это я разбил. — Очень благородно, — язвительно заметила я. — Твоя сестра, должно быть, была тебе очень благодарна. — Ага, может, и была бы. Только отец стоял за открытой дверью и все видел. Поэтому ее он выпорол за то, что она разозлилась и разбила кувшин, а меня выпорол дважды: раз за то, что я ее дразнил, а второй — за вранье. — Но это же несправедливо! — с негодованием воскликнула я. — Мой отец не всегда был нежным, но обычно — справедливым, — невозмутимо ответил Джейми. — Он сказал, что правда есть правда, и что люди должны отвечать за свои собственные поступки. И он прав. — И искоса бросил на меня взгляд. — А еще он сказал, что взять на себя ее вину — очень добрый поступок с моей стороны, поэтому, раз он все равно должен меня наказать, то я могу выбирать — порка или идти в постель без ужина. — Джейми печально рассмеялся и покачал головой. — Отец отлично знал меня. Конечно же, я выбрал порку. — Ты просто ходячий желудок, Джейми, — бросила я. — Ага, — беззлобно согласился он. — Всегда таким был. Ты тоже обжора, — обратился он к своему пони. — Погоди немного, мы остановимся отдохнуть. — И дернул за поводья, оттянув ищущий нос пони от соблазнительных пучков травы вдоль дороги. — Нет, отец был справедливым, — продолжал Джейми, — и очень внимательным, хотя в то время я этого не ценил. Он никогда не заставлял меня дожидаться порки. Уж если я что натворил, так меня тут же и наказывали — или сразу же, как все выяснялось. И он всегда говорил мне, за что меня лупит, и если я хотел высказать свое мнение — мне разрешалось. https://knizhnik.org/diana-gebldon
Ответов - 0
полная версия страницы