Форум » Рассказы, написанные посетителями нашего форума и авторами интернет-ресурсов. » Высшее образование. Часть 2 » Ответить
Высшее образование. Часть 2
Вероника: Высшее образование. Часть 2 — На следующий день. Как это ни странно, но сейчас, спустя некоторое время мне трудно определить гамму ощущений, которые я испытывала тогда, проснувшись после воспаленного сна на следующее утро после наказания. Сказать, что я отошла от пережитого, это значит ничего не сказать. Собственно говоря я и не спала, а просто забылась, обессилев от сильных переживаний и не утихающей боли. И хоть сознание несколько сгладило болезненные ощущения пережитых унижений и горькой обиды, но внутренний протест против такого обращения то и дело доводил до слез. Это были уже не вчерашние истерические рыдания, а сдавленные слезы, которые невольно сами собой лились из глаз. Угроза нового наказания действовала на психику и вводила в состояние паники. Что только не ощущала я в этот момент! Стресс – это понятно. Вся эта процедура от начала до конца – стресс и шок, испуг, стыд – это видно и со стороны. Но мое внутреннее состояние паники или, вернее – истерики, известно только мне. Так вот, об истерике. Доводили меня до этого состояния почти при каждом случае. Вообще – оно формировалось сразу же при первом ударе. Свет буквально мерк в моих глазах, как только мне объявляли о предстоящем наказании. Боль, пронизывающая тело и обжигающая голую поверхность ягодиц, становилась единственным критерием, который я воспринимала, и поэтому мало что запомнилось из происходившего рядом. Слова поучений от отца я старалась слушать, но когда боль нарастала уже так, что заполняла все тело, то отвечала ему часто невпопад, чем ужасно злила его. ”Вот, даже сейчас ты меня не слушаешь!” – сердился он. А поскольку орудие порки было у него в руках, то такая рассеянность часто стоила солидным добавлением к уже полученному наказанию! А что я могла поделать? Это ведь не специально. Это сейчас я такая смелая. Смелость, как рукой снимало первым же ударом ремня. Вот так оно и было, доходила я до истерики. Обо мне соседки вечно в след шептались: “Бесстыдница, вчера снова лупили. Родителей не слушает. Так ей и надо.” Слушать это неприятно. Мне теперь кажется, что родители сознательно каждый раз наказывали меня строже, чем я заслуживала. Когда твоя попка покрыта рубцами через всю ширину, от бедра до бедра, здорово не поразмышляешь! Всегда думаешь – ну вот, этот удар еще перетерплю, а следующий уже не выдержу! Поэтому и кричала – "Больше не буду!" А уже во время “взрослых” порок, после 19 лет, не выдерживала и кричала – "Хватит!" В эти моменты я не контролировала себя, и происходило со мной все, что только может произойти в таком состоянии. Правда, отец тогда уже не добавлял, потому что в этом возрасте все равно отпускал меня только тогда, когда пороть было уже негде. Когда отпускали, я шла к себе в комнату. Сил умыться не хватало. Не думаю, что в том виде я бывала привлекательной. Плелась, согнувшись, еле волоча по полу босые ноги и отчаянно растирая занемевшую попку. Потом отлеживалась, плача в подушку. Свежие ощущения полученной порки всплывали в уме. То, что недавно восприняла в виде боли, теперь было невыносимо жутко, стыдно. Отец, правда, не мешал. Он считал, что это даже правильно – осмыслить полученное наказание. Еще в Сибири я научилась зимой перед поркой вывешивать мокрое полотенце на мороз. Летом и потом, когда переехали, клала его в морозильник перед наказанием. Прикладывая холодный ледяной компресс к разгоряченному после наказания телу, я утоляла боль и жжение. Раздражение кожи проходило быстрее. Боль внутри тела долго не проходила и никакие компрессы тут не помогали! Потом охлаждалась холодной водой в душе. Постепенно успокаивалось дыхание. Возвращалась способность воспринимать происходящее вокруг. Я всегда старалась как можно быстрее пережить эти страшные, унизительные моменты жизни. Приводила себя в порядок и старалась не показывать, как же мне больно после таких строгих воспитательных мер. Я часто раньше, получив взбучку, анализировала и фантазировала, как нужно было бы поступить, чтобы этого не случилось. Чтобы прожить этот этап по-другому. Валялась в одиночестве и думала - если бы папа уехал на курсы в Москву! Если бы не случилось того и того. Если бы я маме сделала бы какой-нибудь подарок... Может мне и простилось бы. А может они уехали бы просто надолго и я бы росла одна... Когда лежишь на животе, потому что больно повернуться, то, чтобы утолить боль, отвлекаешь себя, чем только возможно. Часто я забывалась и засыпала под эти мечтания... *** Бабочки весело кружились передо мной и, очень озорно и витиевато махая крылышками, старались сесть мне на вытянутые вперед руки. Сперва я прогоняла их, а потом постаралась разглядеть повнимательней. В те короткие секунды, пока они задерживались на моих ладонях, я успевала разобраться в запутанных узорах на их крыльях. Какими красивыми они казались! Яркие цвета украшали их, а они быстро-быстро начинали ими махать, и ослепляли меня отраженными луами солнца. Ах да! Как это хорошо, что на пляже, куда ни глянь, сегодня нет ни души. Это дало повод снять халатик и остаться в чем мать родила. Ведь я забыла надеть купальник! Я была чем-то отвлечена и совсем забыла о нем. А как бы я сейчас лежала на пляже в халате? Яркое солнце обтекает тело, и кажется, что аккуратно гладит кожу. Я вся вытянулась в струнку и чувствую кончиками вытянутых пальцев ног прохладный, влажный песок у кромки воды, куда падают приятные, освежающие брызги морских волн. Я лежу на песке совершенно одна и чувствую, как эти капли волн падают на мои ноги. Бабочки кружат надо мной. Они то и дело садятся мне на пятки, ноги и выше. Я сгоняю их, теребя ногами и виляя бедрами. Странно, но на спину они не садятся. Стало жарко лежать на песке. Я поднялась на руках и увидела, что к мокрой груди и животу прилипли целым слоем песчинки. Хотела сбросить их, но тут всплеском сильной волны облило не только ноги , но и бедра до поясницы. От этого захватило на миг дыхание. Бабочка села прямо на плечо. Но вдруг я почувствовала, что соленая вода обожгла мое разгоряченное тело. Я хотела провести рукой по облитым ягодицам, как вдруг бабочка на моем плече мгновенно превратилась в отвратительную лиловую гусеницу. От испуга я вздрогнула всем телом и сбросила ее с себя! Рука подвернулась и я, перевернувшись на спину села на песке. Он оказался очень раскаленным и песчинки показались мне слишком большими и острыми. Они моментально впились в кожу, Словно жала сотни пчел. и жжение стало невыносимым. Я вскочила, но снова упала... Казалось, будто звуки всплесков волн становились все сильнее. В ушах появился свист. Что бы это могло быть? … Когда я просыпалась и пережитые страсти всплывали утром, то именно эти мечтания казались мне совершенно глупыми. Сейчас смешно будет, но я обычно, додумывая их, и фантазируя свои другие поступки, всегда натыкалась на ситуацию, при которой мне наверняка влетело бы снова. И меня это даже успокаивало. Ведь сильное напряжение сил и нервов оставалось уже позади. Злость за пережитые унижение и стыд тоже сглаживалась. И хотелось скорее прожить что-то другое, новыми впечатлениями и эмоциями заглушить тяжелый осадок. Поэтому я старалась, буквально на следующий же день после наказания, заняться чем-нибудь интересным. Часто ходила, собирала гербарий, который мне совершенно не был нужен. Просто убеждала себя, что занимаюсь серьезным делом. Может быть это чисто по-детски. Но я не стесняюсь признаваться в этом. Действительно, хороша бы я была, если бы сидела в спальне и ревела на тему, что все меня не любят и только и знают, что лупят. *** К моему сожалению, в уме уже всплыло все, что произошло вчера. Я повела себя неправильно, что привело к большим потрясениям для меня. И еще эта угрожающая последняя папина фраза. Он у меня военный, если что приказал, решения не меняет. Так что ждать нужно худшее. Полотенце, еще ночью ледяное, казалось горячим компрессом. Я сбросила его и попыталась подняться. Сильно ломило в нижней части тела. Идти тоже было больно. Весь день я мучилась от неизвестности. Наконец, папа приехал. Был он в самом худшем настроении. Обсуждали мое поведение сперва между собой, с мамой. Потом и меня позвали. Я еле заставила себя подняться. Шла в прямом смысле на лобное место. Что будет со мной, даже не представляла. К моему ужасу мать нарезала днем длинные розги для меня, и на прощение я не рассчитывала. И как я не уговаривала, что не ожидала обиды со стороны родителей, ведь меня долго учили музыке и хотели, чтобы я играла, отец заводился еще больше. В конце концов от вспылил и сказал: – Хватит мне зубы заговаривать! Вот, все возможности оттянуть самый важный момент я исчерпала. Я думаю, что не совсем правильно, то, о чем мы делимся, называют – телесными наказаниями. Телесное – быстро рассасывается. Душевное – останется на всю жизнь. Трудно начать описывать главное. Мама выдвинула кушетку, а я, уже не сдерживая слез, легла на живот. Халат задрали и я предстстала перед родителями с посиневшим задним местом, в фиолетовых рубцах и поперек, и крест-накрест. Тогда мне приказали снять халат, пристегнули к кушетке за руки и за ноги и стали пороть розгами. Порол отец по голой спине, по диагонали то с одного бока, то переходил на другую сторону. Я только и могла причитать: «Папочка, дорогой, не надо!» Дышать было трудно. Дыхание то и дело сбивалось от того, что отец хлестал по пояснице. Я захлебывалась и выла. Когда совсем было невмоготу, орала во всю глотку. Тогда отец хлестал по измученному заднему месту, от чего искры сыпались из глаз. «Вот к чему бабочки снились» - невольно стучало в висках. Хорошо еще, что я не худая, как теперь жерди ходят, но и вешу немного - 62 килограмма. (А что бы я сейчас делала с такой попкой, как у них, как два апельсинчика). Хорошо, что в бедрах нормальная, не толстая. Дай ей отдышаться, - сказала мама. Я, приняв это за мамину защиту, стала проситься: Ма – мочка! Не надо больше! Как это хватит? – Вдруг сердито сказала мама. – Ишь, чего захотела! Еще столько же получишь. В общем, выдрали меня так, что встать я уже не смогла, даже после того, как меня отвязали. Получила около 80 розог. Было это для меня так много, что я света Божьего невзвидела. Если учесть, что по попке тоже раз 20 получила, то боль меня заполнила всю с новой силой. От пережитого шока потеряла ориентацию и, когда встала, то голова сильно кружилась и все плыло, как в тумане. Порка кончилась, но страдания продолжались. Я уже возненавидела и занятия музыкой и консерваторию и университет. Только отлежавшись, часа через два, я подумала: “За что родители меня так ненавидят, что готовы запороть до полусмерти?“ Ненависть переполняла меня! К счастью меня оставили в покое и я даже смогла немного забыться. Воспаленный мозг продолжал переживать страсти наказания. Стыд и боль не давали уснуть. Только, когда давно стемнело стало немного легче и тогда я смогла пройти к холодильнику, чтобы приложить к избитым местам полотенце. Холод немного привел меня в чувство. Только глубокой ночью, когда все уже уснули, вернулась способность что-то осмыслить и даже пофантазировать. Я выдумывала такие изощренные издевательства над своими родителями, что потом сама удивлялась своим способностям. Стала ли я после этой порки лучше, не знаю. Думаю, что нет. Когда стало не так больно, в голове упорно вертелась мысль: — “Девушка во время наказания тоже должна быть привлекательной!“ Нужно сказать, что после такого воспитания я становилась шелковой надолго, а потом снова зарабатывала на очередной сеанс. Вот я и описала то, что тогда было для меня главным. Но проходит время и что ждет меня впереди? А может оно главным и не окажется. Может тогда главным представится что-то другое.
полная версия страницы