Форум » Рассказы, написанные посетителями нашего форума и авторами интернет-ресурсов. » Сдруженные одной поркой: Артем, Леша, Вася, Петя » Ответить
Сдруженные одной поркой: Артем, Леша, Вася, Петя
louisxiv: Глава 1. Артем В мои 14 лет мама с папой летом решили поехать отдыхать за границу вдвоем. Меня за то, что закончил учебный год с парой троек, с собой не взяли. Но и дома одного не оставишь. Поэтому отправили в деревню к деду, папиному отцу, Матвею Ивановичу. До того мы несколько раз у него бывали, и я знал, что держать меня будет в ежовых рукавицах. Но выбора не дали, конечно. Чемодан, поезд, деревня… Дед встретил в своем бревенчатом доме, окруженном большим садом и огородом, ласково. Но, едва накормив сытным обедом - жареная картошка с грибами из ближайшего леса, уха (дед у нас заядлый рыбак), салат из овощей и зелени только что с огорода, - сказал, что у меня тут обязанности. Огород поливать по утрам, урожай яблок, груш, слив собирать, в доме прибираться. Ну, мне это не в тягость. Хоть и городской. По деревьям лазать - много ума не надо. Через пару дней, когда я возился с лейкой в саду, из-за забора послышался голос: - Эй, паря! Внук что ль Иваныча? - Ну да, внук. А чего? За забором стояли трое мальчишек. Пара погодков, мои ровесники и один помладше. Загорелые, в футболках, шортах. - Как звать-то? Я - Леха, эт - Вася, а малой - Петька. - Артем я. - Айда на речку! Водица - молоко. Или не хочешь дружить? - Хочу! Я сейчас. Отпросился у деда. Тот рад, что с пацанами контакт есть. - Давай, Тема! Смотри не потопни только, - усмехнулся. Пацаны ждали у калитки. Увидев меня - заржали. - Ну, ты пижон! На речку идем. Купаться! А он вырядился. Я не понял, что такого смешного. Джинсы модные, футболка с ярким принтом, кроссовки белые дорогие. - Ладно, пошли! - скомандовал Леша, заметив мою обиду. Пацаны оказались правы. Когда вернулись, пришлось футболку стирать, кроссовки мыть. Песок, трава, глина... Зато подружились. Мировые пацаны оказались. Веселые. Добрые. Посмеялись, правда, когда я ногой воду трогал. У меня же чуть что - ангина. И когда в кусты ушел плавки вместо клетчатых боксеров одеть. А Лешка, Петька, Васька с разбегу плюхнулись в воду. В черных, серых, синих семейных трусах. - Давай, городской! Не жмись. Плескались, брызгались. Плавали наперегонки. Зауважали! Я ведь в секцию плавания хожу. Хоть воды холодной и боюсь. Так что даже Лешка, пусть и постарше, и мускулистый, позади остался. Когда вылезли из воды, мальчишки без стеснения скинули трусы, оставшись голышом, развесили на ветках ивы сушиться. Я поколебался, но тоже плавки снял. - Петь, а это чего? - заметил, что у него попа красная и местами синяя. - Аааа… Батька вчера выдрал, - отмахнулся Петька. - Ремнем?! Больно же! За что так? - Да его каждый день порют. Для порядка. Воспитывают! Он привычный, - сказал Вася. - А ваще у нас всех пацанов лупят, если набедокурим. - Да ты че, Темыч, остолбенел. Не драли что ли? - шутливо ткнул меня в бок Леша. - Неееет. Никогда. Это же больно. И стыдно. - Ниче, у Иваныча поживешь - ремешка точно схлопочешь. Не страшно! Попой знаем! - засмеялся Леша. - Айда окунемся. Разговор прервался. Но когда возвращались, Петька погрустнел. Почесывал попу. - Петька! Ты где, негодник? Петька, кому сказал?! Ну, появись только у меня!!! - послышался строгий мужской голос, когда подошли к Петькиному дому. Мальчишка бросил на нас тоскливый взгляд и побежал во двор. - Ай-яй! Не надо! Яййййй! Больно! - заверещал он через минуту. Мы трое приникли к щели в заборе. Рослый мужик в полосатой сине-белой майке и растянутых на коленках черных трениках ухватил Петьку за скрученное ухо, заставив встать на носочки, и тащил его в дом. - Где был? На речку бегал? Без спросу! А дрова колоть кому? Гости у нас. Мать ужин готовить - а дров-то и нет. Вот ужо будет тебе речка! И дрова! Пшел! Заголяй зад! - мужик втолкнул скулящего сына в дом, зашел сам, хлопнув дверью. - Ох, влетит Петьке! Пошли, в окно посмотрим, - Васька побежал к другой стороне дома. В открытое окно было видно большую комнату. Под окном у накрытого стола сидела уже подвыпившая компания из нескольких мужиков и баб. - Водки! - Петькин отец с тяжелым плетеным ремнем в руках подошел к столу, выпил рюмку, хрустнул соленым огурцом. - Петька, шельма, я что сказал? Мальчишка выступил на середину комнаты. Уже без шорт и трусов. Красный от стыда, натягивая ниже подол футболки и прикрывая руками срам. - Вот, глядите, гости дорогие! Неслухом растет. Мать с отцом для него пустое место! Гости зашумели. - Драть его, Максимыч, как сидорову козу. - Ремня по голому! Да побольше! - Поротая задница ума хорошо добавляет! Отец, звякнув пряжкой, намотал на руку конец ремня. Шагнул к Петьке. - Батя! Не надо! Прости! Пожалуйста! - попятился тот. Мужик ухватил его за шиворот, развернул задом к гостям и окну. Ткнул головой себе между ног, крепко зажав. Петька присел, прикрывая руками попу и продолжая канючить. Подол футболки отец завернул до подмышек, руки скрестил за спину, заставив мальчишку встать на ноги и отклячить попу. Теперь все видели исхлестанный, дрожащий Петькин зад. Рука высоко поднята и резко опущена. Ремень с громким хлопком врезался в сжавшуюся попу, завернувшись кончиком на ляжки. - Аййййй! Больно! Уйййййххххр! Простите! Ойййеее! Не буду! Не буду так! Аййййяяяяй! Больно! Не буду! Уууууууххххх! Простите! Ремень хлестал снова и снова. Попа на глазах краснела и багровела. Петька сжимал и разжимал ягодицы, вертел попой, сучил ногами, стараясь вытянуть голову из отцовских ног. И скороговоркой, взвизгивая после каждого удара, просил простить, обещал быть послушным. Отец остановился, вытер со лба пот. Отпустил Петькину голову. - На четвереньки, паршивец! Передохну. Еще всыплю. Мальчишка опустился на колени и локти, головой ткнулся в пол. Лицо красное, заплаканное, в глазах слезы. Отец сел за стол. Выпил, закусил. Грыз жареную куриную ножку. - Вот же зараза какая! Объяснял. Порол. И все у людей дети как дети, а этот… - Парня в кулаке держать надо. А то избалуется. Прав ты, Максимыч, что ремня не жалеешь, - сказал один из гостей. - Домой приду - Ваську выдеру для порядку. А то уж месяц не порот. - Ой-ой-ой! Нееет! - прошептал Васька, отходя от окна. - Запорет спьяну - неделю не сядешь! Петькин отец вытер руки, взял ремень, вновь подошел к сыну. - Нукось! Выше зад! Тот, всхлипывая, послушно поднялся на ноги. Уткнув голову между отцовских колен, ухватился за его штаны. Сам высоко поднял попу, чтобы удобнее было пороть. - Пойду я, - печально сказал Васька, смущенно пряча глаза. Мы с Лешкой тоже разошлись по домам. Вслед неслись истошные жалобные вопли. Отдохнувший отец драл Петьку нещадно. Я рассказал деду, что Петьку выпороли. Умолчав, что мы с мальчишками подсматривали. - А что такого... Поучил отец сына. Вогнал ума в задние ворота. Напроказничаешь - и ты схлопочешь, - удивительно спокойно сказал дед. Я поспешил в свою комнату. Спать, мол, охота. Кто же знал, что "схлопотать", да еще не раз, мне придется уже через пару дней... Нет, не спалось. В глазах стояла ужасная картина порки Петьки. Как он такое пережил? Я представить не мог, если бы меня за ухо втащили бы в комнату с посторонними взрослыми, без трусов, загнули бы в такую постыдную позу и пороли ремнем так сильно. Я вспоминал вертящуюся, исхлестанную попу Петьки, сучащие по полу босые ступни. Его истошные визги, мольбы о пощаде. Вспоминал лица мужиков и баб, наблюдающих за поркой с довольной ухмылкой. Жесткое лицо Петькиного отца. Как без всякой жалости хлестал ремнем вопящего сына. Как покорно Петька ожидал продолжения порки, стоя на четвереньках в унизительной позе. Как покорно сам засунул голову между отцовских колен. Ужас! Интересно, знает ли Петька, что мы подглядывали в окошко? Тут у них, в деревне это, может быть, и нормальным считается - порка. Но со мной такого не может произойти. Дед хоть и строгий, пригрозил сегодня, но скорее всего это он так, просто попугать. Не станет пороть. Я же не деревенский пацан какой- то. Со мной так нельзя! Сон никак не идет, ворочаюсь с бока на бок. Не могу переключиться на другие мысли. Интересно, долго Петьку еще драли? Но хорошо, что мы не стали смотреть дальше. Вот и Ваське не повезло! Там же его отец был. И тоже пообещал его выпороть. А Васька-то уже взрослый пацан. Мой ровесник. Это Петька помладше. Сколько ему? 12? Как погрустнел сразу Васька… Боится порки. Ну, еще бы! Вон как Петьку драли сильно! Небось, сидеть теперь не сможет… Незаметно заснул. Но утром вскочил чуть свет. Не терпелось узнать, что там у ребят. Быстро позавтракав, торопливо управился с поливкой огорода и отпросился погулять. Грибов пособирать с пацанами. Дед говорил, что в этом году уйма даже на ближайшей опушке. Подхватив корзинку, первым делом отправился к Лешке. Ему вчера ничего не грозило. Значит, свободно выйдет. - Леш! Выходи! - позвал из-за забора. - Ща, погоди! - откликнулся он, высунувшись в окно. - А ты чего ни свет ни заря? - Дед говорит грибов полно. Пойдем? - А че, можно. Мои на сенокос уехали. Весь день никого. Лешка запер дом, спрятал ключ под половицей на крыльце. Сегодня он был в голубой рубашке и зеленых тренировках с белыми лампасами. - Ваську с Петькой возьмем? - спросил я. - Петьке шкуру спустили. Сам же видел. Навряд пойдет. А Васька... Попробуем, кликнем. Петьку увидели во дворе. О гулянках не могло быть и речи. Дрова он колол. Был во вчерашней футболке. И только. Ни штанов, ни трусов. Когда наклонялся за поленом, футболка задиралась, открывая багрово-синюю попу. - Привет, Петь! Ну, как ты? - громким шепотом спросил я, прижавшись к забору. - Сам видишь, - угрюмо ответил он, догадываясь, что мы как минимум слышали вчера его вопли. – Батя вчера выдрал. Без штанов, сказал, неделю. Чтоб со двора ни ногой. Попу страсть больно. А седня еще... И вечером, верно, всыплет. - Эх, как тебя! Ну ладно, держись! - сказал Лешка и потянул меня за штанину. - Пошли, чего его срамить... - Петька! Ленивец этакий! Прохлаждаешься? Мало задницу драли? - послышался из-за угла звучный голос Петькиного отца. Мальчишка торопливо подхватил чурку и принялся махать топором. Но было поздно. Отец зажал голову, взмахнул ремнем... Мы с Лешкой отпрянули, снова осторожно приникли к щели. - Работай! Не ленись! Слушайся! Сколь раз сказано! Не доходит? А так? А вот так? Отцовские наказы подкрепляли неторопливые щелчки ремня. - Ай-яй! Буду! Ой-ой! Буду-буду! Уй-ю-юй! Скачущий, вертящий испоротыми ягодицами Петька отвечал скороговоркой визга и жалобных заверений. Отсчитав десятка полтора ударов, мальчишку, судорожно растиравшего многострадальную попу, отпустили. - К обеду чтоб полна поленница была! Да не разжирайся долго. Сорняков вон полны грядки на помидорах. Коли с рынка вернусь, а не готово... - отец потряс ремнем и ушел. Петька сел на корточки, обхватил попу руками, уткнулся носом в колени. Вздрагивал в тихом безысходном плаче. Я рванулся было утешить. Лешка оттащил, покачал головой, подтолкнул - пошли, мол. Уже по дороге сказал, хмурясь, кулаки сжимая: - Вот аспид! Почем зря ж лупит. Эх, Петька! - Полицию надо вызвать. Как такое терпеть-то можно?! - Ага, как же... Дядь Гриша, участковый, отца Петькиного только похвалит. А нам за ябеду зады надерет. Да деду твоему и отчиму моему расскажет. Тебя-то Иваныч, может, пожалеет. А мне хахаль мамкин всю шкуру спустит. Без того отхлещет, как из рейса вернется, - зло, грубо и мрачно окрысился Лешка. Дальше шли молча. Подмывало спросить, за что же Лешку пороть будут, но я прикусил язык. Пока Лешка не улыбнулся и подмигнул - да ладно тебе, проехали. Покричали Ваську. Никто не откликнулся. Хотели уходить. Но тут из сада раздался визг. - Уй! Ай! Ойе! Ааааааааа! Айяй! Ойей! Ааааааа! Васькин голос. Зашли за угол. А там на террасе - скамейка. На скамейке - Васька животом вниз вытянут в струнку. Футболка до плеч поднята, шорты с трусами на щиколотки спущены, руки и ноги привязаны. Рядом стоят мать, две сестры младшие. Перед Васькой - ведро, а в нем мокнут десятка два упругих ивовых прутьев. Розги. Над Васькой - отец. Со свистом размахивает толстым, с указательный палец толщиной прутом и хлещет по голой попе. На ягодицах уже много вспухших красных полосок. Васька сжимает-разжимает кулаки, крутит ступнями. Вытаращив глаза, брызгая слюной, верещит. А отец отбрасывает изломавшуюся розгу, выбирает новую, заходит с другой стороны и снова сечет. И приговаривает: - Слушайся! Учись хорошо! Не ври!Не проказничай! За забором - треск веток. Бабка Васькина. Как ни в чем ни бывало пропалывает помидоры. - Вы че тут, постреленки? Али тоже посечь? - За что Ваську, баб Шура? - спрашивает Леша. - А чтоб наука была. Вас, шалунов, завсегда выдрать за что найдется. Вон Петьку Смирнова вчерась отпороли - полдеревни слышали. И Ваське розги откушать пользительно. Жалко, конечно, сердешного! Пашка от Смирновых вернулся - хотел сразу драть. Не дала! Засек бы спьяну. А щас ничего. Денек-другой не сядет. Умнее будет. Васька уже ревел в три ручья. Похрипывал от крика. Но розга одна за другой полосовали густо исчерченную попу. - Ему же больно! Нельзя так! - не удержался я. - Потому и секут, что больно, милок. Штобы помнилось, - наставительно сказала бабка. Но пошла к террасе. Перехватила замахнувшуся руку. - Паш, хватит! Запорешь пацана! Слышь? Десяточек всыпь - и будя. Для острастки хватит. Отец и правда хлестнул еще несколько раз, отбросил розгу, ушел в дом. Мать увела следом дочек. Бабка развязала веревки. Села на лавку, положив голову ревущего Васьки на колени. Погладила по рыжим вихрам. - Ну будя, маленький! Подумаешь - высекли! Давай-ка, штанишки наденем. Вот, умничка! - опустила футболку, подтянула трусы с шортами. Васька приподнялся, давая прикрыть попу. Бабка посадила его себе на колени. Обняла. Васька уткнулся в бабкину грудь. - Больно, ба! Я ж ничего! За что? - Ииии, милый! Разве только за что секут... Для острастки вот. Чтобы слушался, не бедокурил. За вину-то, сам знаешь, неделю потом не сядешь. А тебя - так, погладили. Ну, будя реветь-то. Будя! Ты ж у меня вон красавец какой вымахал, кавалер… Иди, водички попей. Маслицем помажу - к утру заживет все. Васька оторвался от груди. Улыбнулся. Вытер кулаком слезы. Подтянул шорты. Убежал в дом. По грибы идти расхотелось. Не сговариваясь, мы с Лешкой повернули назад. Молча дошли до поворота. - Леш, я домой, наверное, пойду. Скажу деду, что нет грибов, - сказал я, пряча глаза. - Ладно, давай тогда, - согласился он. Тоже, видно, чувствовал себя неловко. Я побрел домой, поднимая пыль кроссовками. Быстро угробил их тут… На душе как-то неспокойно, тревожно. Вчера Петьку при гостях отлупили. А Ваську сегодня вообще при девчонках, прямо на террасе! И вся деревня слышит его вопли. Да и высекли то ни за что. Не провинился даже. И как высекли... Эти прутья жуткие, лавка. И привязали еще. Ни прикрыться, ни убежать... А как же его высекут, если провинится? Интересно, чем больнее? Ремнем или розгами? Да и тем и другим, наверное, больно. Вон как Петька с Васькой орали… Но страшнее всего, как мне казалось, было то, что наказывали их не как-то там наедине, а на глазах у других людей. Быть раздетым перед посторонними - это же ужасно стыдно. Да еще и секут! Не понимаю, как они такое выдерживают. Доплелся до своей калитки. Настроение паршивое. Деда не видно нигде. Может, ушел куда? Или спит… На крыльце - его сигареты. Я раньше только пробовал с пацанами, затягивался. И сейчас почему-то захотелось. Вытащил сигарету, взял спички, зашел за дом, залез в малину. Закурил. Ужасно крепкие! Закашлялся, замутило сразу. - Эй-эй! Ну-ка! Кто-то подхватил меня, склонившегося в удушающем кашле к земле, под грудь. Похлопал по спине. Разогнул. - Дыши! Выдох! Сильнее! Вдох! Выдох! Сигарета упала. Босая мальчишеская нога втоптала ее в землю. Уже меньше кашляя, сквозь выступившие на ресницах слезы вижу Лешку. - Жив, Темка? - Кхкхкххх... Дддда. - С дуба рухнул? Матвей увидит - будет тебе на орехи! - Кхкхкххх... Тьфу! А ты... че... кхкхкххх... Тьфу! - отплевываюсь, вытираю рот и слезы. - Че тут? - Да так... Скучно дома... Нет никого ж... Дыши! Давай!.. Уууу, зараза! Напугал! - Лешка отвешивает мне оплеуху. Садится рядом. Прижимает к себе. - Первая? - Не. Кхм... С пацанами курил. Крепкая просто. Кхм… И в полный затяг. - Вот дурень! Зачем? Ну? Все? Прошло? - Прошло! Деду не говори! А? - Дурак! - Лешка берет мою голову в захват под руку и отвешивает по лбу кулаком. Легонько. - Конечно, не скажу. А уши вот надеру! - нагибает, носом в свои тренировки. Хватает за ухо и треплет. - Будешь курить? Будешь? Потираю покрасневшее ухо. А Лешка скручивает другое. Тянет и треплет. - Уй! Больно! - дергаюсь, выворачиваясь из тисков Лешкиных рук. Но он ловко тыкает меня головой в землю на подогнутых под живот ногах. Садится сверху лицом к моей торчащей вверх попе. Просунув под живот руки, расстегивает джинсы и стягивает их вниз. Затем, оттянув большими пальцами резинку, сдергивает красно-черные клетчатые боксеры. - Эй, ты чего?! – я напрягаюсь, стараясь сбросить его с себя. Сжимаю голую попу. - Будешь курить? Будешь?! - строго спрашивает Леша. И - рукой с размаху по попе. Шлеп! Шлеп! Шлеп!... Не столько больно, как стыдно. - Ай! Пусти! Ай! Гад! Яй! Отпусти! Уй! Айййй! Яяяяяяяяяяй! Уййййхххх! Лешка лупит, как заводной. Сжимает меня, ужом вертящегося, коленями, не дает вырваться. И впечатывает в попу то одну пятерню, то другую. - Будешь курить?! Будешь?! - Аййй! Не буду! Уйййй! Не буду! Айяй! Не будуууу! - сдаюсь я, обмякая под Лешкой. - Ну, вот и ты порот, Темыч! - хохочет он. Легонько похлопывает по попе. Слезает с меня. Черт! Больно отшлепал! Кидаюсь на него с кулаками. Он дает ударить пару раз по лицу и в грудь. Потом берет в захват и броском кладет спиной на землю. Ноги будто сами собой взлетают вверх и тут же прижаты к груди. Лешка наваливается, прижимая к земле всем весом. Я в бессильном бешенстве стучу кулаками по его спине. Дергаюсь, хотя мелкие камешки впиваются в спину. - Лежать! - командует Лешка. Скрипит калитка. Дед! Торопливо натягиваю трусы и джинсы. Лешка, пользуясь, что дед сразу прошел в дом, выскальзывает на улицу. Я отряхиваюсь. Приглаживаю волосы. - Темка! Иди! Молочка парного принес, - зовет с крыльца дед. - Тут я. Щас! - откликаюсь, переводя дух. Хлебнув наскоро молока, ушел в свою комнату. Глянул в зеркало. Растрепанный, помятый, щеки горят. Натянул чистую футболку. Пока переодевался, посмотрел на попу. Красная! Я и сам покраснел. Отшлепали! Вполз на кровать и накрылся одеялом. Вырубился мгновенно и проснулся только утром. От холода. Одеяло сбилось в ногах. - Темка! Спишь? - лестница заскрипела под шагами деда. - Не-а! Встаю уже! - Ты это, дома сегодня будь, ладно? Витька Пронин, Лешкин отчим, из рейса вернется. Я косилку новую просил привезти. Занесет. А мне в город надо - лекарства кончились. - Да, конечно, дед. А что за рейс? - Так он дальнобойщик же, фуру огромную водит. Не говорил что ли Лешка? Деньги на столе в кухне оставил. Отдашь. И давай быстрее, яичница стынет и оладьи. А я - на электричку. Дед затопал вниз. Я сварил кофе, сделал бутерброд с колбасой и сыром. - Темыч! Эй! Выходи! За забором торчала Васькина голова. Да, прав Лешка был, когда сказал, что высекли Ваську, а тому хоть бы что. - Заходи, Вась! Встал только я. Завтракаю! Весел, бодр Васька. Навалил себе яичницы. Изгваздался вареньем, поглощает оладьи. Только поморщился, когда садился. - А мы вчера с Лешкой по грибы хотели. Заходили за тобой. Никто не ответил, - сказал я осторожно. Вася метнул в меня быстрым взглядом, отвел глаза. - Не пустили. Отец от Смирновых вечером бухой пришел, утром с бодуна злой был. - Да мы видели. Высекли тебя. Как он обещал. Больно, наверное? Васька отодвинул тарелку, покраснел, набычился. - А тебе лишь бы зырить! Рассказывать будешь там, в городе? Ржать с пацанами? - Вася, ты что?! Я не хотел обидеть! Мне жалко и Петю, и тебя! Вон как его отпороли - ужас! И тебя - розгами, при сестрах! Зачем мне кому-то рассказывать... Ты что! Извини! Васька, однако, вскочил и, опрокидывая тарелки и стаканы, кинулся на меня с кулаками. Сцепились и покатились по полу, пустив в ход и кулаки, и ноги. Кусаясь. Брыкаясь. Васька прижал меня к полу, заломив руку, и вдруг отлетел в сторону. Взвыл, впечатавшись спиной в шкаф. Надо мной склонился Лешка. Протянул руку. Вытер из-под разбитого носа кровь. Васька с трудом поднялся, вытирая разбитые губы. В глазах - слезы. Посмотрел на меня, на Леху, сплюнул кровью на пол и, хромая, вышел из дома. - Васька! Стой! Я выскочил следом. Он сидел на корточках у забора и плакал. Присел рядом. Обнял. Он сначала откинул руку, но когда обхватил его почти насильно, вдруг уткнулся мне в плечо, пятная кровью зеленую футболку, и разревелся. - Вася, извини, пожалуйста. Я не хотел обидеть тебя. Правда!.. Сел рядом с ним, не зная, что сказать. И тоже заревел. От боли в избитом теле. От беспомощности. От обиды непонятно на что и на кого. На наши плечи ложатся руки. Лешка прижимается к нашим головам своей. - Пацаны! Вы чего? Черт! Вася! Темыч! Он вытирает нам лица. Гладит по волосам. В этот момент услышали шум подъезжающей машины. - Отчим едет! - говорит враз побелевший лицом Лешка. - Деду твоему косилку привез. Ты забери, а потом свистни. И побежал за дом, сверкая босыми пятками…
louisxiv: Skabi4evskij пишет: даже перечитать захотелось. Почему бы и не перечитать... Я вот Мориса Дрюона перечитал на днях запоем все книги про Проклятых королей. Многое из происходящего во Франции и вокруг сегодня стало видеться понятнее.
Sakh: Skabi4evskij пишет: под пьяную руку и запороть могли тем не менее прошлого пацана просто вышвырнули с лестницы, много чести ремнем пороть по домашнему ...
Sakh: louisxiv пишет: правую руку Великого, И одного из главных казнокрадов ...louisxiv пишет: вечно пьяной жены-портомои Боевой подруги Петра Первого, кто сопровождал его во всех походах, пока детей не завела, одна из немногих кто сохранил чувства духа в Прутской катастрофе, кто умудрялся помогать царю во время его припадков... умела быть благодарна Меньшикову за свою судьбу, но не удовлетворила его попытку стать герцогом Курляндским ... далеко не простая особа из народных низов, как и сам Меньшиков, да и по молодости она была в прислугах в семье пастора, который после русской оккупации открыл первую в России школу по европейскому образцу (с обучением танцами и прочими наворотами). А от Меньшикова остался дворец, в котором открыли первый шляхетский кадетский корпус, в котором отпрысков знатный семейства знатно потчивали розгами за неуспехи в учёбе, да и так, для порядка ...
саня: louisxiv пишет: Я вот Мориса Дрюона перечитал Морис Дрюон классно писал, жаль что он не успел написать такую же серию про русских императоров, хотя собирался.
louisxiv: Sakh пишет: И одного из главных казнокрадов . Знаем. :-)
louisxiv: Sakh пишет: Боевой подруги Петра Первого, кто сопровождал его во всех походах, пока детей не завела, одна из немногих кто сохранил чувства духа в Прутской катастрофе, кто умудрялся помогать царю во время его припадков... умела быть благодарна Меньшикову за свою судьбу, но не удовлетворила его попытку стать герцогом Курляндским ... далеко не простая особа из народных низов, как и сам Меньшиков, да и по молодости она была в прислугах в семье пастора, который после русской оккупации открыл первую в России школу по европейскому образцу (с обучением танцами и прочими наворотами). Никто не отрицает достоинств Екатерины I. В конце концов, без Екатерины I не было бы Екатерины II. Жену-то племянника своего Елизавета Петровна в честь матери назвала. А родить первую красавицу Европы - это опять же матери заслуга. Вот вышла бы замуж Елизавета Петровна за Людовика XV - день сегодняшний был бы другим наверняка. Не сидел бы Макрон во дворце, оставшемся от маркизы де Помпадур, как минимум. :-)
louisxiv: саня пишет: Морис Дрюон классно писал, жаль что он не успел написать такую же серию про русских императоров, хотя собирался. Да, было бы классно. В пику томам Пикуля, при всем уважении к последнему, его книги тоже хороши.
саня: Мне у Пикуля больше всего роман "Крейсера" нравится. Где про Владивостокскую бригаду крейсеров во время русско-японской войны рассказывается. Это одна из достаточно трагических страниц той войны. Цепь совпадений вызванная всеобщей неразберихой и трагический финал. Потом кстати после того боя бригада так до конца войны и не оправилась
louisxiv: саня пишет: во время русско-японской войны Про ту русско-японскую Новикова-Прибоя только читал. В детстве. Понравилось. Надо поискать "Крейсера".
саня: Новиков-Прибой тоже классно написал. Его "Цусима" почти документальная вышла, он её по воспоминаниям писал, хотя сейчас её достоверность под сомнение ставил
Sakh: саня пишет: Цусима Если не ошибаюсь там тоже тематические сюжеты есть ... солдата одного невзлюбил командир и пороли его часто ... и мальчишка один, потерял после обстрела города мать и его взяли к себе герои повествования, и был там момент, но пороть ребёнка не стали ...
саня: По моему это "Порт-Артур", Степанова. Это вторая часть из трилогии
Sakh: саня пишет: Это вторая точно ...
louisxiv: 5.1. Яблочки горькие Артем дергается, ерзает, упирается то руками, то ногами. Но застрял намертво, повиснув в воздухе между досками крепкого высокого забора. Темно-русая голова, обтянутые синей футболкой плечи и руки - по эту сторону, на улицу. Обтянутая голубыми джинсами попа и ноги в сине-белых кроссовках - по ту, в саду чужого дома на другом конце деревни. Леша, Вася, Петя по утру часа два насмешливо подтрунивали над таким правильным, честным, ошарашенным самим предложением набрать яблок без спросу, пообтесавшимся вроде уже, но все еще городски пижонистым Артемом. Сдался! Соблазнился рисково-азартным приключением, не желая вновь выделяться среди мальчишек не только одежкой, но и повадками. И вот… Деревенская троица, опытно сиганула поверх забора, заслышав грозный рык хозяина сада, и разбежалась врассыпную без оглядки. Артем зачем-то полез в щель. Зацепился футболкой за гвоздь, да и пусть худенький, а попу в дыру протащить никак не может. - Ага! Попался! – послышался, заставив испуганно сжаться, строгий мужской бас. Тяжело ступают неторопливые шаги. - Яблочек, значит? Ну, щас накормлю. - Нееет! Я ничего. Честное слово! - завозился Артем, снова пытаясь просочиться сквозь доски. Безуспешно. - Еще и трус, - усмехнулись за забором. – Сколько вас было? Звать как? Трус?! Обидно как! Не скажу. Ничего не скажу! - Молчальник? Жаль, не разглядел толком шкодников. Значит, тебе за всех ответ держать. Или скажешь? - Один я! На спор полез. Через забор только и обратно. Не взял ничего. Не буду так больше. Отпустите! Пожалуйста! - Ишь ты! Умник какой! – смех. - Все так талдычат. Ты ж не первый дурачок. Все признаются. Как задницу припечет. - Что? Как… Как-кую задницу? Крепкие пальцы сунулись под живот, вжикнули молнией, потащили джинсы вниз. - Ой! Что вы делаете?! Не надо! - Дурачок. Вор. Врун… Поучим! Раз уж попался. Следом за джинсами отправились к коленям клетчатые сине-белые трусы-боксеры. - Не надо! Пожалуйста! - Кхм… Да ты не порот ни разу, - удивился мужчина, разглядывая худощавую белую попу и елозящие по забору стройные загорелые ноги. Звякнула пряжка. - Тем крепче наука будет. - Что? Наука? Какааааай! Мальчишка запнулся и завизжал, выпучив глаза. Широкий жесткий ремень обжег попу снова. И уже не останавливается. Объяснений, оправданий, просьб простить мужчина не ждет. Стегает так часто, что едва успеешь выкрикнуть боль. - Айяй! Уййййййййййй! Ааааххххррр! Ооооояяяййй! Вихляющаяся, сжимающаяся и разжимающаяся попа окрашивается алым, наливаясь горящей, ноющей, саднящей болью. Когда ремень стал стегать по низу похожих уже на спелые вишни ягодиц и попал по нежному месту между ног, задев сжавшуюся от страха мошонку, ноги Артема взметнулись, прижав ступни к попе. Мужчина откинул их вниз, сдернув заодно штаны с трусами и кроссы. Сдвинул свою ногу, прижав мальчишкины вытянутыми вдоль забора. Артем дергается, крутится, не думая, что футболку порвет или ребра обдерет. Только бы попу не так больно! Пронзительно визжит, заливая лицо ручьями слез. - Ааааааййййййяяяяяяййй! Ремень дважды стегнул сверху вниз, между ягодиц. Мальчишка захлебнулся воплем, напрягся и вывалился из дощатого капкана в призаборные кусты, ободрав еще и коленки, оцарапав лицо. Вскочил, споткнулся ногами в тонких носках на обломанных с кустов колючих ветках, судорожно потер огнем горящую попу и обмер. Штаны! Трусы! Куда без них?! Поплелся к калитке в ненавистном заборе. Его ждали. Калитка распахнулась. Сильная рука рывком за шиворот втащила во двор. Черноволосый мускулистый мужчина в черных джинсах и зеленой рубашке с коротким рукавом нагнул. И вот стоящий на коленях Артем снова по разные стороны. Голова и руки позади ног мужчины, сжавших до треска ребра, ноги и попа - перед ним. Ремень снова - теперь сверху вниз - стегает попу. В такой позе раком унизительно, а еще и гораздо больнее. Артем аж подпрыгивает, захлебываясь воплями. Непоколебимо-гранитные колонны ног держат мертвой хваткой, а рука с ремнем то вверх, то вниз не хуже мельничных крыльев на сильном ветру. Только когда мальчишка стал то и дело похрипывать, оковы разжались, сильная рука стянула на спине футболку в кулак и разогнула. Артем трет попу, приплясывая, ревет, как детсадовец. - Больноооо! Никтооо! Никогдаа! Тааак! Мужчина держит за шиворот, как котенка, и молчит. Когда вопли стали стихать, отпустил: - Не сладко? Будешь знать, негодник! Каковы они, чужие яблочки-то. - Штаны отдайте. - Деду отдам. Ты ж Матвей Иваныча внук. Щас пойдем, расскажу и отдам. А тебе и без них хорошо, - улыбка лукавая. - Попу проветришь. Дед чай не погладит тоже. Глаза Артема округлились блюдцами. - Голышом?! Неееет!!! Стыдно! Пожалуйста! - Воровать стыдно! А воришке голышом - полезно. Давай! Шагай! Жесткие пальцы скрутили ухо, но потащили, однако, в глубь сада, к дому. - В угол! Смирно! Без штанов не сбежишь. Дружков твоих соберу щас. - Кого? - Ты что ж думал, я совсем слепой? Иль повадок мальчишек наших не знаю? Петька Смирнов, Лешка Морозов и Васька Литвинов. Так? - ….. - Ну, молчи, молчи, герой… - мужская ладонь неожиданно ласково потрепала по голове. – Сам разберусь. Подумай тут пока что, чего натворил. Зачем. Стоило ли. Артем дернулся, уворачиваясь. Мужчина хмыкнул. Шагнул за порог. Защелкнулся дверной замок. 5.2. Сдруженные одной поркой - Максимыч, ты же с розгами спец. Займись. Вон та яблонька, ага. Секатор дать? Витя, лавку неси с сарая. Увидишь там сразу. Иваныч, а ты в дом давай. Внучок измаялся, небось. Звиняй, ежели че, поучил мальца, как попался. А вы че застыли? Марш, паршивцы! У Артема душа ушла в пятки. Скрестил руки у глаз, уткнулся в стену. У Иваныча поживешь – ремешка точно схлопочешь, - вспомнилось смешливое пророчество Лешки. Попа сама по себе сжалась. Дверь за спиной отворилась. И – сопение. Мальчишки на пороге стоят. - Пшли, ну-ка! – командует хозяин. – Штаны сымайте, рядком вставайте. Дружок ваш получил уже. Вы ж его бросили, негодники. Щас и вам яблочек будет. Рядом с Артемом выстроилась голая ниже пупа троица. Лешка слева, Васька с Петькой справа. Молчат. Покосились только, руки на затылке складывая. - Тема! Ты? Как ты такое… - слова деда подкрепил увесистый шлепок ремня. - Ааайййссс! Дедов ремень отлепил Артема от стенки. Ладони прижались к без того настрадавшимся ягодицам. Рука Лешкина легла на плечо. Смотрит хмуро. Отчужденно. Но пальцы ободряюще сжал. - Иваныч, погодь. Разберемся сначала, - вмешался хозяин. – Говорю же… Видишь же… Свое он получил. Ты-то чего сходу… - Митрич! Веди шельмецов, - сунулся в распахнутое окно Васькин батя. – Всем яблочков хватит. - Ну-с. Кто смелый не воровать, а отвечать? – усмехнулся хозяин, Леонид Дмитриевич. - Я первый! Я попался. Я, дурак, подставил всех, - дернулся Артем. - Я! Я предложил. Думал Темке поджилки спытать. Не забздит ли, - шагнул, отталкивая Артема за спину, Леша. – Виноват! Другом стал мне. Я – предал. - Меня! Темка – друг, да. И мой. Надежный! Бабушка сказала, - встал первым Вася. - Дери, батя! Темка меня жалел, как ты в избе и в огороде порол. Никто так. Никогда! - сдерживая слезы, дрожа, сипло выдавил Петя. И вдруг звонкий дискант. – Лупи! За него я отвечу! Он не свычный. А мне не впервой. Запори хоть, раз надо! Не его! Меня! - Мальчики… – осел вдоль стенки Артем. – Дяденьки!.. Дед!.. - Вот же черт! Бл…ство какое получается, – выругался, не стесняясь, Васькин батя. – Наше!.. Васенок, сынок! - Петька… Да как же… - закрыл лицо рукой Максимыч. Шагнул вперед, ухватил сына за вихры и… обнял крепко. - Леша! Сын! Да! Сынок мой родной! – от известного всей деревне вечно пьяного и злого Виктора, Лешкиного отчима, услышать такое… - Кхм… - Леонид Дмитриевич начал было и поперхнулся. - Кххх… - Так! Неча огород городить, - стукнул в стенку Артемов дед. – Пацаны! Марш на лавку. Четверо. Была пакость? Была! На четверых? На четверых! Легли рядком! По десятку прутов. Справедливо? - Иваныч… - глянул Леонид Дмитриевич. – А… - махнул рукой, окинув взглядом молчащих, сопящих, плачущих отцов и сыновей. - И яблоки потом все соберете. По домам отнесете. Четыре худощавые попы лежат поперек скамейки. Взлетают в унисон четыре розги. Криков нет. Следы свежие от прутовых поглаживаний розовеют слегка… * * * 3 часа прошло. Покачиваются отцы и дед после сытного ужина и 4 бутылочек из укромных запасов расщедрившейся по такому случаю открыть сельпо позже срока тети Глаши. Шагают мальцы, прижимая заботливо к груди мешки с румяно-желто-зелеными яблоками. - Пацаны… Лешка подмигивает. Мешки валятся на землю. Чего терять-то, кроме целости задницы… Бати с дедом сами дотащат. И только пятки сверкают к лесу. 6. Эту дружбу не разлупишь, не ссечешь! - Писец, парни! Что ж это было… - привстает Артем из раскинувшего сомкнутые дружески руки-ноги мальчишеского круга посреди пшеничного поля. - Каникулы, Тема! – улыбается Леша, щурясь на закатное Солнце. – Тут тебе не оллинклюзив с бассейном турецкий под присмотром мамы и папы. - Лето… Свобода… - потягивается лениво Вася. - Дружба! Не разлупишь ее! Не ссечешь! Три ласковых подзатыльника сходятся на Петьке. - Малой-то у нас умный! Модератор: текст рассказа, для удобства чтения, поставлен в самое начало публикации соответственно главам, без учета реального времени написания
louisxiv: На этом конец истории. Если кому еще интересно.
саня: История классная. Наконец-то окончание вышло. В деревне всегда так по себе знаю. Каждый год в деревне у деда отдыхал. И по садам-огородам лазали и получали, примерно так как автор описал. Бросать своего у нас всегда западло было. Но если честно попадались редко
louisxiv: Спасибо за длительное ожидание. Спасибо за оценку. Рад, что получилась фантазия верибельной.
полная версия страницы