Форум » Рассказы, написанные посетителями нашего форума и авторами интернет-ресурсов. » Добрый сторож (продолжение истории) » Ответить
Добрый сторож (продолжение истории)
Guran: (Абсолютно невыдуманная и правдивая сказка из пионерского детства) Сад, в который мы с Сергеем забрались «грабить», был такой большой, что его казалось было бы невозможно и за весь день обойти. Сережка мне все уши прожужжал про абрикосы размером «с вот такой кулак», но мы до них так и не добрались. Наверное где-нибудь в глубине сада были и абрикосы, но мы застряли у малиновых кустов прямо у забора и пока не наелись вдоволь не ступили ни шагу в тенистую глубину богатого сада. Когда мы отошли в тень деревьев, перед глазами у нас чуть не до земли повисли облепленные крупными яблоками ветки. Есть мы их не стали, но решили набрать запазуху и стали обтрясать с ветвей. Яблоки с глухим стуком падали на землю, мы собирали их, болтали о всякой ерунде, вспоминали своих школьных приятелей, уехавших с родителями на море и не видевших, какое богатство было перед нами и в наших уже руках... Солце стояло высоко и птицы щебетали, жужжали пчелы, мы наклонялись за яблоками и толкали их к себе за ворот, набивая уже изрядные животы рубашек. Тут я поднял глаза и увидел большую собачью голову, которая с открытой пастью и висящим языком торчала из кустов. Глаза собаки внимательно следили за моими руками и я выронил оба яблока обратно на землю.. -Ой! – тоже сказал Серёжка и замер, уставясь в другую сторону от собачьей головы. Я медленно развернулся за ним и столкнулся взглядом с моложавым, подтянутым сторожем в клетчатой рубашке и джинсах. Ноги его были босы, штаны подкатаны под коленки и в руках он держал тонкий длинный прутик. -О как! Воры забрались! – сказал сторож, - И что нам с ними теперь делать, а Вилька?- спросил он громко и из кустов вышла крупная пегая овчарка. Пёс облизнулся и лег на землю, как раз на пути нашего возможного бегства обратно через малинник к ограде. Серёжка замер поддерживая обеими руками свое яблочное пузо, я же не зная на кого смотреть водил головой из стороны в сторону – с собаки на мужчину с прутом и обратно. -Смотри, Вилька, какие симпатичные и воспитанные нынче воры пошли. Не носятся как угорелые, веток не ломают, не орут. Вас как звать? -Меня Витькой звать, - я хотел быть таким же спокойным и приветливым как и мужик, но сердце в груди прыгало и вдруг стало страшно, что ведь попались мы сторожу и уже не убежишь... -А тебя как зовут? - кивнул мужик на Серёжку. -Сергеем, - буркнул Серёжка и насупился. -Ну что ж, Витя и Серёжа – прекрасные имена. Милости прошу, коли пожаловали, - мужик развел руками и слегка повернулся, открывая нашим глазам тропинку в глубину сада. -Пойдемте уж, приглашаю! Сразу же за его словами пёс поднялся с земли и двинулся ко мне, словно подталкивая к новой дороге от возможного безумного бегства. Серёжка стоял ближе к мужику и первый пошел по тропинке, я уже за ним. Когда мы проходили мимо мужика, он положил нам свои руки на плечи, как-будто обнял, и повел в сад. - Звать меня Тимофей Карпович, а если просто - дядя Тим, - сказал мужик над нашими головами, -Пойдемте, посмотрим чего вы у меня натырили, - он хмыкнул и прихлопнул слегка меня по плечу. Среди сада стоял небольшой домик, под тесовой крышей. Двери были распахнуты и мы вошли во внутрь. В доме была только одна комната, без сеней. Все внутри было чисто, полы деревяные светлые, стены беленые, посреди стоял стол, у стены лавка, а в углу небольшая беленая печь. -Ну давай, выгружай на стол добычу, - скомандовал дядя Тим и Серёжка над столом выпустил из штанов край рубашки. Яблоки рассыпались, раскатились по столу. Подошел к столу и я, но у меня было меньше, хотя если вместе сложить получалась порядочная такая куча. - Да, ворята, не густо вы нынче награбили, а пробовали уже яблочки-то? А ну возмите, попробуйте. Я взял одно, откусил и рот свела оскомина. Яблоки были жуть какие кислые. Серёжка тоже кривился рядом. На голову мне вдруг легла ладонь и я почувствовал, что сторож меня гладит по волосам. -Вот ведь дурачки какие, смотри Вилька, натырили кислятины и куда её теперь девать, не есть же? Вилька остался где-то за нашими спинами у открытой двери и звуков не подавал. Молчали и мы. -Что делать будем, Витька и Серёжка? Есть предложения – оправдания? Серёжка глубоко и обречённо вздохнул. -Да мы не хотели яблоки воровать, так само получилось, - попытался я сгладить неловкое молчание. -Слабоватое оправдание. А что теперь с ними делать прикажете? – дядяТим отгреб яблоки на середину стола от края. Серёжка опять глубоко вздохнул. Дядя Тим погладил его по волосам и повернул к себе лицом –Что, стыдно? Серёжка кивнул. -А тебе Витёк? -Мне тоже, дядя Тим.. Но я ж говорю, мы не хотели, просто как увидели... Как мимо пройти, когда с веток падают? - А что мне теперь с вами делать прикажете? Есть предложения? Что скажешь? – сторож ладонью пригладил Серёжкины вихры. -Мы не будем больше, - выдохнул и опять насупился Сергей. -А ты Витёк, что скажешь, - сторож глянул на меня. -Конечно не будем больше. Точно никогда больше! – я старался добавить бодрости в голос. -Да это понятно, что никогда больше. Тут вопросов нет. Вы мне скажите, как мне вас теперь наказывать, сорванцов. Положено пороть, да и надо бы. А вы вон какие... Что делать будем? Отпустить вас? Или выпороть по маленькой, чтоб уж совсем по справедливости было? -Отпустите нас, прошептал Серёжка и покраснел, мы больше не будем. А мне стало стыдно притворяться, сами ведь виноваты и сторож не злой - я и сказал, что если по маленькой, то справедливости ради можно и выпороть. -Правильно рассуждаешь, - одобрил сторож, - да только мне что-то жалко вас бить. Давайте уж если по справедливости, так тогда и сделаем – коли сами вы виноватые, сами залезли в сад, сами яблоки поворовали, так и посечёте себя сами теперь. Согласны ли? Или мне самому лучше взяться? -Нет-нет, мы сами конечно, - подхватился Серёжка, - а сколько раз сечь? - Вот вопрос, сколько раз? Да ты яблоки посчитай и на двоих раздели, вот тебе и сколько. За убыток природе и наказание будет. Яблок на столе оказалось 37 штук, Сережка со своей пазухой постарался. Каждому по 18 раз выходило. - Ну и кто смелый первым ляжет? - спросил дядя Тим - Помоги-ка лавку поставить,- позвал он меня. Мы отставили лавку от стены и сторож подтолкнул меня к ней. - Давай уже ложись первым, видишь как Сережку-то корчит, пускай он на последок останется. Серёжка действительно накуксился, зажался весь как нервный больной и сопел сильно раздувая ноздри. Я лег на лавку. Дядя Тим концом пруточка похлопал меня по штанам и велел спустить. Пришлось стянуть и штаны. Но я Серёжки не стеснялся, мы вместе в реке купались голышом и он меня уже сто раз голым видел. Сторож вручил свой тонкий прутик Сергею и сказал, чтоб не сильно бил, а то не справедливо будет. Первые удары я и не почувствовал даже, а потом вдруг проняло. Или Сережка приноровился, но прутик с таким свистом врезал по живому, что я ойкал и вздрагивал. Считал Сергей сам. На десятом ударе мне показалось, что это уже слишком больно стало. Я хотел попросить чтоб не сильно сёк, но повернул голову и увидел, что на попе даже почти следов нет, чуть-чуть розоватая стала. Стало неудобно просить и я лег дальше терпеть. Серёжка стегал уже не так быстро, как в начале, а через промежуток и я после каждого ойка успевал еще пару раз выдохнуть. После последнего удара я еще минутку полежал, потёр попу руками и уж потом поднялся. Штаны натянул и никакой боли уже не было. Немного грело конечно. Но это так, мелочи. Взял я прутик у Серёжки, а он у конца весь обломанный, на треть короче стал. Лег Сережка на лавку, спустил штаны. А это совсем по другом, чем когда в реке голышом купались. Лежит он, ноги вытянул, руки под голову спрятал, а попа голая передо мной - белая, круглая, гладкая, так и просится, чтоб врезать по ней. Ну я её прутиком погладил, повозил туда-сюда, руку прилаживал. Уже поднял вверх прут, чтоб ударить, и как-то не смог. Не ударил даже, а тыкнулся по коже. Но потом получилось секануть, чтоб со свистом влетело, и Серёжка ойкнул громко. Дальше уже лучше пошло. Но я не частил, давал отдышаться Серёге. Он тоже на десятом ударе вертеться стал, посмотреть как там и что. Он не ойкал, а повизгивал и даже раз взвизгнул по настоящему. Может по старому месту попал ему, не хотел же сильно больно делать. Когда он с лавки встал лицо у него мокрое было. Наверное плакал, а я и не заметил, когда сек. Мне наверное понравилось прутиком сечь, это такое интересное чувство, когда ударишь и на белом след остается, а Сережка взвизгивает и дергается. Так завело меня это, так под самый корешок поджало, что захотелось опять бы штаны снять и попробовать его на твердость, но уже лучше бы, чтоб без сторожа. А сторож, дядя Тим, посмотрел как мы друг- друга пороли, помог обратно лавку задвинуть и обнял нас с Серёжкой. Хорошие, говорит, вы ребята, только воровать больше не надо. Если что - так приходите. Вышел он нас проводить до ограды, так в обнимку с ним и шли. Это чтоб Вилька видел, что мы теперь друзья. А когда до дыры в заборе дошли, погладил он меня по голове, наклонился к уху и говорит тихонько: ты, Витька, молодец, приходи как захочешь настоящего попробовать, я тебя сам посеку... Я и не понял, про чего настоящего он говорил, но мне тогда про другое думалось и хотелось уже поскорее куда-нибудь убежать. Пошли мы к речке, чтобы в кустах раздеться и посмотреть на свои попы, но там много народу было. Поэтому пришлось домой бежать. ___________________________________________________
Ответов - 12
саня: Воистину очень "Добрый" сторож
lames: Не знаю. Может, я цепляюсь, но поверить в происходящее у меня не вышло. А это и вовсе за пределами добра и зла: "А когда до дыры в заборе дошли, погладил он меня по голове, наклонился к уху и говорит тихонько: ты, Витька, молодец, приходи как захочешь настоящего попробовать, я тебя сам посеку..." А "прекрасные имена" - это вообще из голливудского фильма стырено. В наших широтах не говорят так. С точки зрения композиции - скомкано. Присказка - три четверти, про собаку да про абрикосы с кулак. А сказка - с гулькин нос. Короче, не верю. И не нравится.
Эли: А мне понравился рассказ. Как и другие рассказы Guran. Спасибо.
lames: Эли пишет: А мне понравился рассказ. Как и другие рассказы Guran. Это уже не впервые, что у нас вкусы не совпадают. Скажу, что за свой я спокоен...
Гость: lames пишет: А это и вовсе за пределами добра и зла: "... ты, Витька, молодец, приходи как захочешь настоящего попробовать, я тебя сам посеку..." Просто это чисто тематический рассказ. При чём здесь добро и зло? Это о зарождении тяги к Теме, вот и всё.
Эли: Это хорошо, lames, что Вы спокойны за свой вкус. Очень за Вас рада. И замечательно, что у нас вкусы разные. Разве они могут быть у всех одинаковые? Вам нравятся одни рассказы, мне другие. Вы оцениваете их как профессионал. С Вами и поспорить нельзя (кто я такая?). А если смотреть через рассказы на автора... Ваши рассказы очень и очень красивые. Правильные (наверное, как и Вы). А прочитаешь один раз и больше не хочется.
Skabi4evskij: Guran пишет: А когда до дыры в заборе дошли, погладил он меня по голове, наклонился к уху и говорит тихонько: ты, Витька, молодец, приходи как захочешь настоящего попробовать, я тебя сам посеку... тут прям напрашивается продолжение...
Guran: Ну да, есть такое...
Skabi4evskij: Guran пишет: Я и не понял, про чего настоящего он говорил, но мне тогда про другое думалось и хотелось уже поскорее куда-нибудь убежать. жаль, что когда такие предложения поступают, когда мы ещё мало чего понимаем... p.s. ...моя позиция в обсуждаемых на форуме вопросах как мне кажется, легко угадывается
Guran: Добрый сторож. Продолжение Не очень много времени прошло, ещё и неделя не закончилась, а у меня из головы это самое приглашение не выходит. И ведь как я думал - вот сказал сторож, что меня сам сечь будет, и что тут может быть хорошего? Конечно, ничего хорошего. Но ведь он-то меня даже позвал! Получается, что пригласил! И для чего это мне? Чтобы мне же по жопе получить? Странно как-то... Не мог я этого понять. Сережка после того раза с родителями за город уехал и я один из всего класса остался. Скучно конечно и делать особенно нечего, когда в городе один летом. И вот так, по скуке и от нечего делать, решил я разузнать, что за ерунду мне сторож в том саду предложил, что за удовольствие такое может быть, что он даже приглашал в гости приходить. Я и пришел к саду. У калитки звонок был. Я позвонил. Где-то далеко залаял пёс. Я пока ждал - ещё думал, может убежать? Ну его к бесу, как даже спросить и то не представляю... Что говорить-то? «Вот вы мне предлагали зайти, чтобы вы мне по жопе надавали, и я типа пришёл?» Так что-ли? Ну, глупость же... Но с другой стороны всё равно интересно. Когда мы с Сережкой попались и Серый меня по заднице прутом отходил, мне больно было, но не так чтоб сильно. А потом даже и совсем наоборот, совсем не больно. […] Ну вот пока я про своё думал, калитка открывается и я вижу - стоит сторож и улыбается мне. Рядом пёс Вилька, хвостом машет, вроде тоже радуется. - Проходи, - говорит сторож, - молодец что пришёл, и поворачивается так боком, чтобы мне в калитку зайти можно было. И так просто мне стало, что я даже забыл, о чем спрашивать-то хотел, и, кстати, забыл как звать сторожа. Как-то очень заковыристо, по старинному. Я улыбнулся и шагнул вперед. -Тебя ведь Витька зовут, я не ошибся? - Да, говорю, Витька. А я забыл, как вас звать. - Называй дядя Тим. Тимофей Карпович – если по-настоящему. Смотри и Вилька тебя узнал. Его Вилькой кличут, не забыл? - Его не забыл. - Так ты погладь его по спине, только головы не трогай, он не любит. Я провел ладонью по вилькиной шерсти, от загривка к хвосту. А он ушами дернул и сел на задние лапы. - Смотри-ка, он тебя уже слушается! Ну ты молодец! Я даже смутился немного. Вот не люблю, когда меня, как дурочка какого-то малолетнего нахваливают. Подозрительно это как-то. Вроде задабривают, как в больнице, перед уколами – ах молодец, будет не больно, ты самый смелый, мама тебе пирожное купит, ты только ложись и штаны снимай, мы сейчас быстренько... А потом как всадят шприц, аж в глазах темно и сразу плакать начинаешь, потому что больно невозможно, и еще клеенка холодная под животом и резинка от трусов вдруг под коленками, и вся попа голая, а укол жжот невозможно, а тебе такая медсестра говорит: - Ну что же ты, как маленький, смотри какой большой мальчик, а плачешь как маленький! А что же вы тогда меня, как маленького, на клеёнку кладете, если я уже большой? Думаете, что описаюсь? А чего тогда штаны с меня до самых коленок стягиваете, как с маленького? Я же чуть-чуть стянул, попа видна, вот и делайте туда укол! Да куда там! Сами со мной, как с детём, а потом ещё и спрашивают, почему я как маленький плачу. Будешь плакать, когда боль такая! Лучше бы обезболивающее сначала сделали, а потом свои витамины кололи. Короче не люблю я когда меня без дела нахваливают. - Ну вот, - говорю, - вы звали. Я и пришёл. Дядя Тим улыбнулся так широко, только что не смеётся: - А ты не боишься? Ведь я тебя посечь приглашал... - Немного боюсь. - Я ещё тогда заметил, что ты не из трусливых. Нравится мне такое. А ты в прошлый раз, после того как вы друг-друга с Сережкой пороли, что делал? Тут я покраснел конечно. Кто же про такое спрашивает? Разве можно? И что на такое ответишь? Я растерялся, только рот открываю, а сказать не могу ничего, правду ведь не скажешь и соврать ничего в голову не приходит... - Да ты не бойся, - говорит дядя Тим, - мы же вроде взрослые. Ясно же, что ты не басни Крылова читать побежал со своим стояком. Я, конечно, покраснел ещё больше, потому что не думал, что это заметно, когда у меня в штанах встает, а тут оказывается ещё и вопросы по этому поводу задают. Но и сказать что-то у меня тоже не получается. Так с открытым ртом и стою, как дурак. […] - Да ладно тебе, - говорит дядя Тим,- не менжуйся! С кем не бывает. Всё нормально. Дело это понятное и меня стесняться не надо. Но если тебя это смущает, то я спрашивать не буду. Пойдем в дом, чего мы у ворот встали. И пошел вперед. Я за ним. И как-то успокоился вроде и стояк уже не мешает. Я его сдвинул на середину, чтобы в бок не выпирал и иду себе. Пришли к дому, в комнате на столе самовар стоит. Скамейка, та самая, к столу придвинута. - Я полдничать собирался, давай и ты за компанию. Мне жена пирожки принесла, угощайся. Вот и тебе кружка, заварка свежая, чай крепкий. Я такой люблю, чтоб аж красный был. А тебе могу и разбавить. Налил мне дядя Тим чаю, придвинул пирожки. Сам тоже за стол сел, чай прихлебывает, на меня смотрит, улыбается. Пирожки с повидлом оказались. Пальцы сразу стали липкими, а салфеток на столе я не заметил. Сижу так, в одной руке кружка с чаем, другой рукой стараюсь только за пирожки браться. И опять как-то неудобно выходит. Первый пирожок я нормально съел. Так как пальцы всё равно не обо что вытереть, взялся за второй, а повидло из него сбоку полезло и не только на пальцы натекло, но и по физиономии размазал. Глупее не придумаешь. А вытереться не чем. Ну не облизывать же пальцы за столом? Сижу, держу измазанную руку над столом. Пьём чай. Дядя Тим на меня смотрит, улыбается. Допил я свой чай, спрашиваю: – А где у вас тут можно руки сполоснуть? - А это за домиком. Пойдем покажу. Вышли из домика, за углом кадка стоит с водой и ковшик на крышке. Рядом к стене умывальник старый прибит, у которого надо стержень снизу вверх толкать, чтоб вода из него полилась, под умывальником ведро, тут же на гвозде полотенце, а кругом много каких-то цветов и так вкусно пахнет! Я руки помыл. Дядя Тим немного дальше прошел, там скамейка под деревьями. Мы сели. Вилька у ног устроился. - Ну вот, теперь давай поговорим, - начал он. - Тебя ведь дома не наказывают ремнем, я правильно понял? - Нет, не наказывают. - Вот поэтому ты и не боишься. А друга-то твоего, Сережку, дерут поди! То-то он расплакался. Это он от страха плакал. Ты же его не сильно сёк, я видел. - Да как сказать, может и я боюсь. Тогда это первый раз у меня было. Немного поболело и прошло. - Вот-вот, когда страха нет, то удары отскакивают. А когда человек трясется от страха, то каждый удар прилипает, как огонь, и ещё долго потом болит. Если человека с детства лупят, то он потом всю жизнь бояться будет и ему каждая порка больнее покажется, чем на самом деле. - А если меня дома не бьют, что я тогда - и боли не почувствую? - Почувствуешь-то почувствуешь, да не так, а по-другому. - А как? - Что ты меня спрашиваешь? Это же ты чувствуешь, не я. Тебе больно было, когда тебя Серёжка сек? - Да. - А чего не плакал? - Ну, не так и больно, чтоб плакать. - А потом, что было? - А что было? – удивился я и вспомнил, что было. […] - Вот-вот! Я и говорю, эта боль особенная... если не бояться, - дядя Тим усмехнулся. - А чем вы меня...? - Что чем? – не понял дядя Тим - Ну, сечь чем будете? - Так а чем секут-то? Прутьями, чем же ещё? - А посмотреть можно? Перед тем, как вы меня начнете... - Так нету пока ещё. Сейчас пойдем, наберём веток. Сам себе выберешь. Пошли! Дядя Тим встал. Я тоже поднялся. Мы прошли недалеко по тропинке в сад и там лежала большая куча отпиленных сухих веток и сучьев. Некоторые толстые ветки были с тонкими побегами и листьями. А сбоку лежали пучки тонких, недавно срезанных прутьев разной толщины с едва проклюнувшимися листиками и с нераскрывшимися почками. Дядя Тим подхватил эти прутья обеими руками, даже не знаю сколько их там было всего. Я тоже поднял несколько. Но их показалось как-то мало, когда я все взял одной рукой и держал, как букет. Тогда я нагнулся и прихватил ещё в другую руку. Но всё равно смотрелось жидковато, если сравнивать с тем пучком, который нёс дядя Тим. Мы вернулись на скамейку. Дядя Тим уложил свои прутья на колени, достал из кармана складной нож и стал срезать им с веток почки и листья. Я сел рядом. Дядя Тим посмотрел на прутики, которые были в моих руках: - Хочешь, чтобы я этими тебя сёк? - Не знаю. А какими надо? - Любыми можно. Вот смотри... Он вручил мне очищенный от почек прут: - Таким одним можно бить - он ровный и почти в палец толщиной. А вот этот - один не пойдет, его надо с парой таких же связать - сильно тонкий. Ты зайди в дом, там на полке за дверью черная изолента лежит. Принеси сюда. Я принёс изоленту и дядя Тим показал, как надо связывать тонкие прутики так, чтобы и в руку ложились и не растрепались до времени. Потом дядя Тим оставил мне нож и изоленту – дальше прутья от почек и листьев чистить, а сам пошёл «кое-что в саду доделать, пока не начали». Чистить ветки мне не очень понравилось. Хотя если по правде, то наверное это правильно – ведь если прутом по заднице прилетит, а на нём почки остались, а сами почки, хоть и мягкие, но на таких твердых бугорках держатся, что точно всю кожу расцарапают. Поэтому я не только сами почки, но и бугорки под ними срезал и сглаживал. Провозился я с этими почками долго, с пол-часа точно. Потом разобрал прутики: которые толстые – отдельно, а тонкие - посвязывал по-три и по-два. Но так, чтобы не сильно толсто было. Ведь это же для меня ... Я, если честно, пока чистил и связывал прутья даже забыл про то, что это меня пороть должны. Страха и раньше-то особенного не было, но когда я попробовал рукой с прутом замахнуть, как-то не по себе стало... Даже на ноге пробовать побоялся. Но тут меня и дядя Тим позвал к дому. Взял у меня из рук всю охапку и поставил в ведро с водой. Прямо как букет получился, только из веников. Зашли мы в дом. Вилька тоже хотел на пороге улечься. Но дядя Тим отправил его в сад «сторожить» и пёс убежал. Через минуту уже его лай раздавался откуда-то из чащи. ....................................... - Ну как, Витька, готов? Или всё ещё боишься? – дядя Тим уселся на лавку спиной к столу. - Боюсь конечно. Прошлый раз прутик-то тонкий был, - я нерешительно стоял в шаге от стола и не совсем понимал, как он меня сечь собирается, если сама лавка впритык стоит, да и сам он расселся на лавке, явно двигать её не собирается. - Но ведь ты пришёл, чтобы тебя посекли? Правильно? Ты ведь хочешь попробовать, по настоящему? Я тебя для этого и звал. Увидел, что ты не боишься и что у тебя интерес есть ...особенный, - дядя Тим усмехнулся, - потому и пригласил. - Но не бойся заранее. Получишь ты ещё по заднице. Но для начала давай-ка я тебя на боль проверю. Потому что с прута начинать негоже. Может тебе такое дело и не подойдет. Я тебя для начала ладошкой приглажу. А там посмотрим – если руку стерпишь легко, то и прута можно не бояться. Давай, шагай ближе. Шагнул я к нему, руками в стол уперся, а дядя Тим сел на лавку верхом, как раз рядышком со мной, руку мне на спину положил, немного книзу пригнул и прихлопнул по штанам. Совсем не больно. Ещё раз хлопнул. То же самое. Потом ударил немного сильнее, потом ещё сильнее. Но боли вообще никакой. Короче, так я и стоял немного над столом наклонившись, а меня дядя Тим по попе ладошкой... Не знаю, сколько раз он меня так хлопнул перед тем, как спросить: - Ну что? Больно? - Вообще никак, - говорю. - Ну тогда снимай штаны, может почувствуешь... Я штаны-то расстегнул и они вниз уехали, а трусы я оставил, мало ли что. Или стояк тоже вдруг опять вылезет. Но дядя Тим ничего не сказал, только трусы на мне повыше подтянул и давай дальше ладошкой прихлопывать. Я, когда только ещё собирался идти, очень сильно стеснялся, чтобы дурнем не показаться или там неаккуратным – типа в грязных или в рваных трусах прийти. Хотя понимаю, что пороть-то по голой заднице будет, но ведь и трусы увидит. И мне даже не столько стыдно было, что буду голым, сколько если у меня трусы будут не очень... Поэтому я специально чистые плавки надел, да еще и поменьше, с прошлого лета, в комоде нашёл, чтобы стояк не сильно выпирал. И вот когда меня дядя Тим хлопал ладошкой по обтянутой плавками попе, то у меня даже не шевельнулся. Я подумал даже, что «он» тоже стесняется. И удары были уже почувствительнее, чем когда в брюках был. Я даже от ударов стал немного распрямляться, так что дяде Тиму пришлось меня другой рукой придерживать, чтоб наклон сохранить. Но не долго он меня ещё так хлопал. Спросил только: - Ну как? Было больно? Почувствовал что? - Да ну, говорю, детский сад... - Ну, тогда давай по-взрослому. Поднялся он с лавки, взялся её за один конец. Я быстренько штаны подтянул, за другой конец лавку подхватил, выдвинули мы её на середину. Ну, думаю, кажется сейчас будет... И дядя Тим так серьезно говорит: - Я за прутьями, а ты ложись. И трусы не забудь снять. Лег я, стянул с себя плавки, голову на руки положил, жду. Вернулся он с ведром, поставил его, слышу дверь закрывает. Я обернулся посмотреть, а он объясняет: - Если кричать будешь, Вилька услышит и будет думать, что ты вор и тебя за воровство наказывают. Он тогда тебя в сад больше не пустит. Поэтому лучше дверь закрыть. А ты, если орать захочешь, лучше вот полотенце зубами прикуси, - и дал мне под голову махровое полотенцу, которое за углом у умывальника висело. - А что, так сильно больно будет, что сразу орать? - У всех по-разному. Может и никак, а может и поорешь. Но ты об этом не думай. - А о чем тогда? - О том, что потом будет... […]Улегся я поудобнее, полотенце перед носом держу. Приготовился. Тут и началось. Я первые удары только охал, а дальше и действительно уже орать захотелось. Я полотенце в рот засунул, закусил и только мычал. А хлестал дядя Тим жёстко. И без перерывов. Я слышал, как от прутьев кусочки отскакивают, об пол и в стены щелкают. Слышал свист, когда прут рассекал воздух и мычал, когда прут по мне бил. Больно было. Но как расскажешь - когда больно, то и больно. Если бы не полотенце, то наверное бы на весь сад орал, потому что даже от своего мычания оглох. Еще помню, уцепился руками в край лавки, и меня от напряжения всего выгнуло – плечи и ноги вверх, а задница внизу. Не знаю, как долго это продолжалось. Я пробовал считать про себя, но начал не сразу, да и сбился быстро, хотя раз сорок насчитал. Когда дядя Тим перестал бить, я ещё полежал немного, чтоб отдышаться. Вытащил полотенце изо рта, всё обслюнявленное. Хотел подняться и не смог. Кое-как на карачки на саму лавку встал и потом уже на пол ногами спустился. Дядя Тим меня под руки подхватил и на ногах удержал. А то бы я, наверное, завалился. Потом уже, одной рукой за стол держался, а другой за попу. Оглядел себя сзади – да ничего особенного, задница, как задница. Даже не сильно красная и следов не видно. Глянул я на ведро, а там ни одного прута не осталось - все у стены ободранные с обломанными концами валяются, и одиночные и связанные между собой. - Это сколько же вы меня раз? - спрашиваю - Да кто знает... Я не считал. Ну, сотню получил, наверное. Мне даже обидно стало. Как же так, что не считал? И я посчитать не смог. Может быть даже больше ста было? - А почему для тебя это так важно - сколько раз по жопе получил? Не всё ли равно? Ты себя как сейчас чувствуешь? Тут и я задумался – а как я себя чувствую? Нормально вроде… Сзади вроде и не болит, только словно изнутри распирает и как-будто меня голой попой к костру развернули и поближе подвинули, так сильно греет... А настроение хорошее. Хочется чего-нибудь сделать. И спокойно так, хорошо на душе. - Нормально, - отвечаю, а сам думаю, что это даже лучше, чем нормально. Это как-будто в меня чего-то хорошего и тёплого налили до самого верха. Я такого и не помню, чтобы так хорошо было. И главное - так спокойно, даже радостно. - А скажи, сильно больно было, когда я тебя сёк? - Наверно, но уже не помню, хотя да - больно было, ведь я даже орал, но сейчас уже не больно совсем. Только тепло. - Да нет, не орал, мычал только. Не наговаривай на себя. А то, что теперь тепло, это тоже правильно. Давай-ка приберемся в доме, да ещё чаю попьём. Дал мне дядя Тим веник пол мести, а сам собрал оббитые прутья и вынес их из дома. Потом мы чай пили с пирожками, и я уже не стеснялся пальцы облизывать от повидла. К открытой двери подошёл и улегся на пороге пёс Вилька. Мне опять неудобно стало, что может он слышал, как я мычал в полотенце и понял, что меня дядя Тим сечёт и теперь будет смотреть на меня как на воришку… Но пёс смотрел больше в сад, а когда поворачивал морду к нам, то никакого строгого взгляда я не заметил. Даже наоборот - когда он на меня смотрел, то брови «домиком» делал и даже как-будто слегка мордой вверх подергивал, так словно спрашивал о чем-то или может быть даже сочувствовал… Кстати, когда чай пили, я вспомнил, что у меня […]. Но было так хорошо, что и не очень-то хотелось. Хотел я было спросить дядю Тима про это, но постеснялся. Да мы про порку и не говорили. Дядя Тим что-то про сад рассказывал, а я пирожки доедал. Потом уже, когда встали из-за стола, я спросил, а может ли такое быть, чтобы я тоже кого-нибудь посечь попробовал, так же как меня сегодня дядя Тим, по-настоящему? - Ой не знаю, Витя. Хотя всё может быть. Вдруг залезет кто-нибудь из мальчишек в сад, а Вилька его поймает… Возьмёшься его наказать? Я задумался. Не очень-то красиво получится. А если вдруг из нашей школы, тогда совсем хреново. Нет, уж лучше не надо мне такого счастья. Будут потом всей школой морду бить. Как-нибудь обойдусь… - Ну тогда и не знаю, кого же тебе сечь. Если приведешь кого-нибудь из своих друзей, кто попробовать захочет, тогда и посечёшь. Но это специально нужно договариваться. Я сперва согласился, но потом подумал, что если я кого-то неспециально на порку приведу, а, например, как мы с Сережкой в прошлый раз, придём сад грабить, то может и совсем по-другому получиться. Ведь надавал же я Серёжке по жопе, хоть и не сильно…. - Ну ты фантазёр, Витька, - рассмеялся дядя Тим, - Да ведь только если я вас двоих поймаю, то, по справедливости, я и тебя должен буду выдрать и его. - А если ты - меня, а я - его? - Не выдумывай! Беги уже домой. Счастье из тебя так и прёт, смотри, по дороге не расплескай! Вышел я из калитки, а во мне действительно что-то словно поднимается и так радостно на душе, так легко… Обернулся я рукой помахать и не удержался – рассмеялся! И дядя Тим мне в ответ рукой махнул и улыбнулся на мою радость.
Sakh: Розготерапия ...
Skabi4evskij: да, вот как-то так всё и начинается
полная версия страницы