Форум » Рассказы, написанные посетителями нашего форума и авторами интернет-ресурсов. » Сдруженные одной поркой: Артем, Леша, Вася, Петя » Ответить
Сдруженные одной поркой: Артем, Леша, Вася, Петя
louisxiv: Глава 1. Артем В мои 14 лет мама с папой летом решили поехать отдыхать за границу вдвоем. Меня за то, что закончил учебный год с парой троек, с собой не взяли. Но и дома одного не оставишь. Поэтому отправили в деревню к деду, папиному отцу, Матвею Ивановичу. До того мы несколько раз у него бывали, и я знал, что держать меня будет в ежовых рукавицах. Но выбора не дали, конечно. Чемодан, поезд, деревня… Дед встретил в своем бревенчатом доме, окруженном большим садом и огородом, ласково. Но, едва накормив сытным обедом - жареная картошка с грибами из ближайшего леса, уха (дед у нас заядлый рыбак), салат из овощей и зелени только что с огорода, - сказал, что у меня тут обязанности. Огород поливать по утрам, урожай яблок, груш, слив собирать, в доме прибираться. Ну, мне это не в тягость. Хоть и городской. По деревьям лазать - много ума не надо. Через пару дней, когда я возился с лейкой в саду, из-за забора послышался голос: - Эй, паря! Внук что ль Иваныча? - Ну да, внук. А чего? За забором стояли трое мальчишек. Пара погодков, мои ровесники и один помладше. Загорелые, в футболках, шортах. - Как звать-то? Я - Леха, эт - Вася, а малой - Петька. - Артем я. - Айда на речку! Водица - молоко. Или не хочешь дружить? - Хочу! Я сейчас. Отпросился у деда. Тот рад, что с пацанами контакт есть. - Давай, Тема! Смотри не потопни только, - усмехнулся. Пацаны ждали у калитки. Увидев меня - заржали. - Ну, ты пижон! На речку идем. Купаться! А он вырядился. Я не понял, что такого смешного. Джинсы модные, футболка с ярким принтом, кроссовки белые дорогие. - Ладно, пошли! - скомандовал Леша, заметив мою обиду. Пацаны оказались правы. Когда вернулись, пришлось футболку стирать, кроссовки мыть. Песок, трава, глина... Зато подружились. Мировые пацаны оказались. Веселые. Добрые. Посмеялись, правда, когда я ногой воду трогал. У меня же чуть что - ангина. И когда в кусты ушел плавки вместо клетчатых боксеров одеть. А Лешка, Петька, Васька с разбегу плюхнулись в воду. В черных, серых, синих семейных трусах. - Давай, городской! Не жмись. Плескались, брызгались. Плавали наперегонки. Зауважали! Я ведь в секцию плавания хожу. Хоть воды холодной и боюсь. Так что даже Лешка, пусть и постарше, и мускулистый, позади остался. Когда вылезли из воды, мальчишки без стеснения скинули трусы, оставшись голышом, развесили на ветках ивы сушиться. Я поколебался, но тоже плавки снял. - Петь, а это чего? - заметил, что у него попа красная и местами синяя. - Аааа… Батька вчера выдрал, - отмахнулся Петька. - Ремнем?! Больно же! За что так? - Да его каждый день порют. Для порядка. Воспитывают! Он привычный, - сказал Вася. - А ваще у нас всех пацанов лупят, если набедокурим. - Да ты че, Темыч, остолбенел. Не драли что ли? - шутливо ткнул меня в бок Леша. - Неееет. Никогда. Это же больно. И стыдно. - Ниче, у Иваныча поживешь - ремешка точно схлопочешь. Не страшно! Попой знаем! - засмеялся Леша. - Айда окунемся. Разговор прервался. Но когда возвращались, Петька погрустнел. Почесывал попу. - Петька! Ты где, негодник? Петька, кому сказал?! Ну, появись только у меня!!! - послышался строгий мужской голос, когда подошли к Петькиному дому. Мальчишка бросил на нас тоскливый взгляд и побежал во двор. - Ай-яй! Не надо! Яййййй! Больно! - заверещал он через минуту. Мы трое приникли к щели в заборе. Рослый мужик в полосатой сине-белой майке и растянутых на коленках черных трениках ухватил Петьку за скрученное ухо, заставив встать на носочки, и тащил его в дом. - Где был? На речку бегал? Без спросу! А дрова колоть кому? Гости у нас. Мать ужин готовить - а дров-то и нет. Вот ужо будет тебе речка! И дрова! Пшел! Заголяй зад! - мужик втолкнул скулящего сына в дом, зашел сам, хлопнув дверью. - Ох, влетит Петьке! Пошли, в окно посмотрим, - Васька побежал к другой стороне дома. В открытое окно было видно большую комнату. Под окном у накрытого стола сидела уже подвыпившая компания из нескольких мужиков и баб. - Водки! - Петькин отец с тяжелым плетеным ремнем в руках подошел к столу, выпил рюмку, хрустнул соленым огурцом. - Петька, шельма, я что сказал? Мальчишка выступил на середину комнаты. Уже без шорт и трусов. Красный от стыда, натягивая ниже подол футболки и прикрывая руками срам. - Вот, глядите, гости дорогие! Неслухом растет. Мать с отцом для него пустое место! Гости зашумели. - Драть его, Максимыч, как сидорову козу. - Ремня по голому! Да побольше! - Поротая задница ума хорошо добавляет! Отец, звякнув пряжкой, намотал на руку конец ремня. Шагнул к Петьке. - Батя! Не надо! Прости! Пожалуйста! - попятился тот. Мужик ухватил его за шиворот, развернул задом к гостям и окну. Ткнул головой себе между ног, крепко зажав. Петька присел, прикрывая руками попу и продолжая канючить. Подол футболки отец завернул до подмышек, руки скрестил за спину, заставив мальчишку встать на ноги и отклячить попу. Теперь все видели исхлестанный, дрожащий Петькин зад. Рука высоко поднята и резко опущена. Ремень с громким хлопком врезался в сжавшуюся попу, завернувшись кончиком на ляжки. - Аййййй! Больно! Уйййййххххр! Простите! Ойййеее! Не буду! Не буду так! Аййййяяяяй! Больно! Не буду! Уууууууххххх! Простите! Ремень хлестал снова и снова. Попа на глазах краснела и багровела. Петька сжимал и разжимал ягодицы, вертел попой, сучил ногами, стараясь вытянуть голову из отцовских ног. И скороговоркой, взвизгивая после каждого удара, просил простить, обещал быть послушным. Отец остановился, вытер со лба пот. Отпустил Петькину голову. - На четвереньки, паршивец! Передохну. Еще всыплю. Мальчишка опустился на колени и локти, головой ткнулся в пол. Лицо красное, заплаканное, в глазах слезы. Отец сел за стол. Выпил, закусил. Грыз жареную куриную ножку. - Вот же зараза какая! Объяснял. Порол. И все у людей дети как дети, а этот… - Парня в кулаке держать надо. А то избалуется. Прав ты, Максимыч, что ремня не жалеешь, - сказал один из гостей. - Домой приду - Ваську выдеру для порядку. А то уж месяц не порот. - Ой-ой-ой! Нееет! - прошептал Васька, отходя от окна. - Запорет спьяну - неделю не сядешь! Петькин отец вытер руки, взял ремень, вновь подошел к сыну. - Нукось! Выше зад! Тот, всхлипывая, послушно поднялся на ноги. Уткнув голову между отцовских колен, ухватился за его штаны. Сам высоко поднял попу, чтобы удобнее было пороть. - Пойду я, - печально сказал Васька, смущенно пряча глаза. Мы с Лешкой тоже разошлись по домам. Вслед неслись истошные жалобные вопли. Отдохнувший отец драл Петьку нещадно. Я рассказал деду, что Петьку выпороли. Умолчав, что мы с мальчишками подсматривали. - А что такого... Поучил отец сына. Вогнал ума в задние ворота. Напроказничаешь - и ты схлопочешь, - удивительно спокойно сказал дед. Я поспешил в свою комнату. Спать, мол, охота. Кто же знал, что "схлопотать", да еще не раз, мне придется уже через пару дней... Нет, не спалось. В глазах стояла ужасная картина порки Петьки. Как он такое пережил? Я представить не мог, если бы меня за ухо втащили бы в комнату с посторонними взрослыми, без трусов, загнули бы в такую постыдную позу и пороли ремнем так сильно. Я вспоминал вертящуюся, исхлестанную попу Петьки, сучащие по полу босые ступни. Его истошные визги, мольбы о пощаде. Вспоминал лица мужиков и баб, наблюдающих за поркой с довольной ухмылкой. Жесткое лицо Петькиного отца. Как без всякой жалости хлестал ремнем вопящего сына. Как покорно Петька ожидал продолжения порки, стоя на четвереньках в унизительной позе. Как покорно сам засунул голову между отцовских колен. Ужас! Интересно, знает ли Петька, что мы подглядывали в окошко? Тут у них, в деревне это, может быть, и нормальным считается - порка. Но со мной такого не может произойти. Дед хоть и строгий, пригрозил сегодня, но скорее всего это он так, просто попугать. Не станет пороть. Я же не деревенский пацан какой- то. Со мной так нельзя! Сон никак не идет, ворочаюсь с бока на бок. Не могу переключиться на другие мысли. Интересно, долго Петьку еще драли? Но хорошо, что мы не стали смотреть дальше. Вот и Ваське не повезло! Там же его отец был. И тоже пообещал его выпороть. А Васька-то уже взрослый пацан. Мой ровесник. Это Петька помладше. Сколько ему? 12? Как погрустнел сразу Васька… Боится порки. Ну, еще бы! Вон как Петьку драли сильно! Небось, сидеть теперь не сможет… Незаметно заснул. Но утром вскочил чуть свет. Не терпелось узнать, что там у ребят. Быстро позавтракав, торопливо управился с поливкой огорода и отпросился погулять. Грибов пособирать с пацанами. Дед говорил, что в этом году уйма даже на ближайшей опушке. Подхватив корзинку, первым делом отправился к Лешке. Ему вчера ничего не грозило. Значит, свободно выйдет. - Леш! Выходи! - позвал из-за забора. - Ща, погоди! - откликнулся он, высунувшись в окно. - А ты чего ни свет ни заря? - Дед говорит грибов полно. Пойдем? - А че, можно. Мои на сенокос уехали. Весь день никого. Лешка запер дом, спрятал ключ под половицей на крыльце. Сегодня он был в голубой рубашке и зеленых тренировках с белыми лампасами. - Ваську с Петькой возьмем? - спросил я. - Петьке шкуру спустили. Сам же видел. Навряд пойдет. А Васька... Попробуем, кликнем. Петьку увидели во дворе. О гулянках не могло быть и речи. Дрова он колол. Был во вчерашней футболке. И только. Ни штанов, ни трусов. Когда наклонялся за поленом, футболка задиралась, открывая багрово-синюю попу. - Привет, Петь! Ну, как ты? - громким шепотом спросил я, прижавшись к забору. - Сам видишь, - угрюмо ответил он, догадываясь, что мы как минимум слышали вчера его вопли. – Батя вчера выдрал. Без штанов, сказал, неделю. Чтоб со двора ни ногой. Попу страсть больно. А седня еще... И вечером, верно, всыплет. - Эх, как тебя! Ну ладно, держись! - сказал Лешка и потянул меня за штанину. - Пошли, чего его срамить... - Петька! Ленивец этакий! Прохлаждаешься? Мало задницу драли? - послышался из-за угла звучный голос Петькиного отца. Мальчишка торопливо подхватил чурку и принялся махать топором. Но было поздно. Отец зажал голову, взмахнул ремнем... Мы с Лешкой отпрянули, снова осторожно приникли к щели. - Работай! Не ленись! Слушайся! Сколь раз сказано! Не доходит? А так? А вот так? Отцовские наказы подкрепляли неторопливые щелчки ремня. - Ай-яй! Буду! Ой-ой! Буду-буду! Уй-ю-юй! Скачущий, вертящий испоротыми ягодицами Петька отвечал скороговоркой визга и жалобных заверений. Отсчитав десятка полтора ударов, мальчишку, судорожно растиравшего многострадальную попу, отпустили. - К обеду чтоб полна поленница была! Да не разжирайся долго. Сорняков вон полны грядки на помидорах. Коли с рынка вернусь, а не готово... - отец потряс ремнем и ушел. Петька сел на корточки, обхватил попу руками, уткнулся носом в колени. Вздрагивал в тихом безысходном плаче. Я рванулся было утешить. Лешка оттащил, покачал головой, подтолкнул - пошли, мол. Уже по дороге сказал, хмурясь, кулаки сжимая: - Вот аспид! Почем зря ж лупит. Эх, Петька! - Полицию надо вызвать. Как такое терпеть-то можно?! - Ага, как же... Дядь Гриша, участковый, отца Петькиного только похвалит. А нам за ябеду зады надерет. Да деду твоему и отчиму моему расскажет. Тебя-то Иваныч, может, пожалеет. А мне хахаль мамкин всю шкуру спустит. Без того отхлещет, как из рейса вернется, - зло, грубо и мрачно окрысился Лешка. Дальше шли молча. Подмывало спросить, за что же Лешку пороть будут, но я прикусил язык. Пока Лешка не улыбнулся и подмигнул - да ладно тебе, проехали. Покричали Ваську. Никто не откликнулся. Хотели уходить. Но тут из сада раздался визг. - Уй! Ай! Ойе! Ааааааааа! Айяй! Ойей! Ааааааа! Васькин голос. Зашли за угол. А там на террасе - скамейка. На скамейке - Васька животом вниз вытянут в струнку. Футболка до плеч поднята, шорты с трусами на щиколотки спущены, руки и ноги привязаны. Рядом стоят мать, две сестры младшие. Перед Васькой - ведро, а в нем мокнут десятка два упругих ивовых прутьев. Розги. Над Васькой - отец. Со свистом размахивает толстым, с указательный палец толщиной прутом и хлещет по голой попе. На ягодицах уже много вспухших красных полосок. Васька сжимает-разжимает кулаки, крутит ступнями. Вытаращив глаза, брызгая слюной, верещит. А отец отбрасывает изломавшуюся розгу, выбирает новую, заходит с другой стороны и снова сечет. И приговаривает: - Слушайся! Учись хорошо! Не ври!Не проказничай! За забором - треск веток. Бабка Васькина. Как ни в чем ни бывало пропалывает помидоры. - Вы че тут, постреленки? Али тоже посечь? - За что Ваську, баб Шура? - спрашивает Леша. - А чтоб наука была. Вас, шалунов, завсегда выдрать за что найдется. Вон Петьку Смирнова вчерась отпороли - полдеревни слышали. И Ваське розги откушать пользительно. Жалко, конечно, сердешного! Пашка от Смирновых вернулся - хотел сразу драть. Не дала! Засек бы спьяну. А щас ничего. Денек-другой не сядет. Умнее будет. Васька уже ревел в три ручья. Похрипывал от крика. Но розга одна за другой полосовали густо исчерченную попу. - Ему же больно! Нельзя так! - не удержался я. - Потому и секут, что больно, милок. Штобы помнилось, - наставительно сказала бабка. Но пошла к террасе. Перехватила замахнувшуся руку. - Паш, хватит! Запорешь пацана! Слышь? Десяточек всыпь - и будя. Для острастки хватит. Отец и правда хлестнул еще несколько раз, отбросил розгу, ушел в дом. Мать увела следом дочек. Бабка развязала веревки. Села на лавку, положив голову ревущего Васьки на колени. Погладила по рыжим вихрам. - Ну будя, маленький! Подумаешь - высекли! Давай-ка, штанишки наденем. Вот, умничка! - опустила футболку, подтянула трусы с шортами. Васька приподнялся, давая прикрыть попу. Бабка посадила его себе на колени. Обняла. Васька уткнулся в бабкину грудь. - Больно, ба! Я ж ничего! За что? - Ииии, милый! Разве только за что секут... Для острастки вот. Чтобы слушался, не бедокурил. За вину-то, сам знаешь, неделю потом не сядешь. А тебя - так, погладили. Ну, будя реветь-то. Будя! Ты ж у меня вон красавец какой вымахал, кавалер… Иди, водички попей. Маслицем помажу - к утру заживет все. Васька оторвался от груди. Улыбнулся. Вытер кулаком слезы. Подтянул шорты. Убежал в дом. По грибы идти расхотелось. Не сговариваясь, мы с Лешкой повернули назад. Молча дошли до поворота. - Леш, я домой, наверное, пойду. Скажу деду, что нет грибов, - сказал я, пряча глаза. - Ладно, давай тогда, - согласился он. Тоже, видно, чувствовал себя неловко. Я побрел домой, поднимая пыль кроссовками. Быстро угробил их тут… На душе как-то неспокойно, тревожно. Вчера Петьку при гостях отлупили. А Ваську сегодня вообще при девчонках, прямо на террасе! И вся деревня слышит его вопли. Да и высекли то ни за что. Не провинился даже. И как высекли... Эти прутья жуткие, лавка. И привязали еще. Ни прикрыться, ни убежать... А как же его высекут, если провинится? Интересно, чем больнее? Ремнем или розгами? Да и тем и другим, наверное, больно. Вон как Петька с Васькой орали… Но страшнее всего, как мне казалось, было то, что наказывали их не как-то там наедине, а на глазах у других людей. Быть раздетым перед посторонними - это же ужасно стыдно. Да еще и секут! Не понимаю, как они такое выдерживают. Доплелся до своей калитки. Настроение паршивое. Деда не видно нигде. Может, ушел куда? Или спит… На крыльце - его сигареты. Я раньше только пробовал с пацанами, затягивался. И сейчас почему-то захотелось. Вытащил сигарету, взял спички, зашел за дом, залез в малину. Закурил. Ужасно крепкие! Закашлялся, замутило сразу. - Эй-эй! Ну-ка! Кто-то подхватил меня, склонившегося в удушающем кашле к земле, под грудь. Похлопал по спине. Разогнул. - Дыши! Выдох! Сильнее! Вдох! Выдох! Сигарета упала. Босая мальчишеская нога втоптала ее в землю. Уже меньше кашляя, сквозь выступившие на ресницах слезы вижу Лешку. - Жив, Темка? - Кхкхкххх... Дддда. - С дуба рухнул? Матвей увидит - будет тебе на орехи! - Кхкхкххх... Тьфу! А ты... че... кхкхкххх... Тьфу! - отплевываюсь, вытираю рот и слезы. - Че тут? - Да так... Скучно дома... Нет никого ж... Дыши! Давай!.. Уууу, зараза! Напугал! - Лешка отвешивает мне оплеуху. Садится рядом. Прижимает к себе. - Первая? - Не. Кхм... С пацанами курил. Крепкая просто. Кхм… И в полный затяг. - Вот дурень! Зачем? Ну? Все? Прошло? - Прошло! Деду не говори! А? - Дурак! - Лешка берет мою голову в захват под руку и отвешивает по лбу кулаком. Легонько. - Конечно, не скажу. А уши вот надеру! - нагибает, носом в свои тренировки. Хватает за ухо и треплет. - Будешь курить? Будешь? Потираю покрасневшее ухо. А Лешка скручивает другое. Тянет и треплет. - Уй! Больно! - дергаюсь, выворачиваясь из тисков Лешкиных рук. Но он ловко тыкает меня головой в землю на подогнутых под живот ногах. Садится сверху лицом к моей торчащей вверх попе. Просунув под живот руки, расстегивает джинсы и стягивает их вниз. Затем, оттянув большими пальцами резинку, сдергивает красно-черные клетчатые боксеры. - Эй, ты чего?! – я напрягаюсь, стараясь сбросить его с себя. Сжимаю голую попу. - Будешь курить? Будешь?! - строго спрашивает Леша. И - рукой с размаху по попе. Шлеп! Шлеп! Шлеп!... Не столько больно, как стыдно. - Ай! Пусти! Ай! Гад! Яй! Отпусти! Уй! Айййй! Яяяяяяяяяяй! Уййййхххх! Лешка лупит, как заводной. Сжимает меня, ужом вертящегося, коленями, не дает вырваться. И впечатывает в попу то одну пятерню, то другую. - Будешь курить?! Будешь?! - Аййй! Не буду! Уйййй! Не буду! Айяй! Не будуууу! - сдаюсь я, обмякая под Лешкой. - Ну, вот и ты порот, Темыч! - хохочет он. Легонько похлопывает по попе. Слезает с меня. Черт! Больно отшлепал! Кидаюсь на него с кулаками. Он дает ударить пару раз по лицу и в грудь. Потом берет в захват и броском кладет спиной на землю. Ноги будто сами собой взлетают вверх и тут же прижаты к груди. Лешка наваливается, прижимая к земле всем весом. Я в бессильном бешенстве стучу кулаками по его спине. Дергаюсь, хотя мелкие камешки впиваются в спину. - Лежать! - командует Лешка. Скрипит калитка. Дед! Торопливо натягиваю трусы и джинсы. Лешка, пользуясь, что дед сразу прошел в дом, выскальзывает на улицу. Я отряхиваюсь. Приглаживаю волосы. - Темка! Иди! Молочка парного принес, - зовет с крыльца дед. - Тут я. Щас! - откликаюсь, переводя дух. Хлебнув наскоро молока, ушел в свою комнату. Глянул в зеркало. Растрепанный, помятый, щеки горят. Натянул чистую футболку. Пока переодевался, посмотрел на попу. Красная! Я и сам покраснел. Отшлепали! Вполз на кровать и накрылся одеялом. Вырубился мгновенно и проснулся только утром. От холода. Одеяло сбилось в ногах. - Темка! Спишь? - лестница заскрипела под шагами деда. - Не-а! Встаю уже! - Ты это, дома сегодня будь, ладно? Витька Пронин, Лешкин отчим, из рейса вернется. Я косилку новую просил привезти. Занесет. А мне в город надо - лекарства кончились. - Да, конечно, дед. А что за рейс? - Так он дальнобойщик же, фуру огромную водит. Не говорил что ли Лешка? Деньги на столе в кухне оставил. Отдашь. И давай быстрее, яичница стынет и оладьи. А я - на электричку. Дед затопал вниз. Я сварил кофе, сделал бутерброд с колбасой и сыром. - Темыч! Эй! Выходи! За забором торчала Васькина голова. Да, прав Лешка был, когда сказал, что высекли Ваську, а тому хоть бы что. - Заходи, Вась! Встал только я. Завтракаю! Весел, бодр Васька. Навалил себе яичницы. Изгваздался вареньем, поглощает оладьи. Только поморщился, когда садился. - А мы вчера с Лешкой по грибы хотели. Заходили за тобой. Никто не ответил, - сказал я осторожно. Вася метнул в меня быстрым взглядом, отвел глаза. - Не пустили. Отец от Смирновых вечером бухой пришел, утром с бодуна злой был. - Да мы видели. Высекли тебя. Как он обещал. Больно, наверное? Васька отодвинул тарелку, покраснел, набычился. - А тебе лишь бы зырить! Рассказывать будешь там, в городе? Ржать с пацанами? - Вася, ты что?! Я не хотел обидеть! Мне жалко и Петю, и тебя! Вон как его отпороли - ужас! И тебя - розгами, при сестрах! Зачем мне кому-то рассказывать... Ты что! Извини! Васька, однако, вскочил и, опрокидывая тарелки и стаканы, кинулся на меня с кулаками. Сцепились и покатились по полу, пустив в ход и кулаки, и ноги. Кусаясь. Брыкаясь. Васька прижал меня к полу, заломив руку, и вдруг отлетел в сторону. Взвыл, впечатавшись спиной в шкаф. Надо мной склонился Лешка. Протянул руку. Вытер из-под разбитого носа кровь. Васька с трудом поднялся, вытирая разбитые губы. В глазах - слезы. Посмотрел на меня, на Леху, сплюнул кровью на пол и, хромая, вышел из дома. - Васька! Стой! Я выскочил следом. Он сидел на корточках у забора и плакал. Присел рядом. Обнял. Он сначала откинул руку, но когда обхватил его почти насильно, вдруг уткнулся мне в плечо, пятная кровью зеленую футболку, и разревелся. - Вася, извини, пожалуйста. Я не хотел обидеть тебя. Правда!.. Сел рядом с ним, не зная, что сказать. И тоже заревел. От боли в избитом теле. От беспомощности. От обиды непонятно на что и на кого. На наши плечи ложатся руки. Лешка прижимается к нашим головам своей. - Пацаны! Вы чего? Черт! Вася! Темыч! Он вытирает нам лица. Гладит по волосам. В этот момент услышали шум подъезжающей машины. - Отчим едет! - говорит враз побелевший лицом Лешка. - Деду твоему косилку привез. Ты забери, а потом свистни. И побежал за дом, сверкая босыми пятками…
lames: А вот этот текст, пожалуй, проанализирую подробнее. Даже позволю себе выйти на общие выводы. В конце. Сразу сделаю краткую оговорку: я вполне понимаю, что авторы этого форума вряд ли преследуют цель создавать образцы истинного искусства (как и я в своих рассказах не преследую). Но все же – хотим мы того или нет – эти тексты в некоторой степени литература. Поэтому законы литературы на них распространяются. Я не буду касаться идейных основ текста, так как подозреваю, что он безыдейный. Но некоторых теоретических моментов все же хочется коснуться. Обсуждение ограничу первой главой, так как остальные отличаются от нее мало. Сюжет. Начну с басни. Работал я когда-то на ТВ. Приходилось по субботам писать подводки к итоговым выпускам новостей. Надоедало смертельно. И вот когда-то я, чтоб не мучиться, написал: «А сейчас, уважаемые зрители, предлагаем вашему вниманию сюжеты об одной школе и двух больницах». Вот этот рассказ – сродни моей подводке. Автор хотел охватить все и сразу. Одного мальчика, конечно, мало: минимум три-четыре нужно. Экшн, конечно. Первая глава называется «Артем». В ней мы знакомимся с городским мальчиком Артемом, приехавшим к деду на лето. Артем же, в свою очередь, знакомится с простыми вихрастыми веснушчатыми деревенскими парнями – как их там – сейчас: Леша, Петя, Вася – вот! Пацаны увлекают городского товарища на речку, дивятся его пижонству: «Джинсы модные, футболка с ярким принтом, кроссовки белые дорогие.» Что там за деревня такая? Видно, таежная, полная дремучих раскольников, ни кроссовок, ни футболок сроду не видавших, портки, зипуны да сподники носящих зимой и летом… На речке «плавали наперегонки», вследствие чего «зауважали». Эту логику мне точно не постичь, ну ладно. Выкупавшись, вылезли и… вот! Здесь автор как раз и показывает впервые те главные столбы, на которых эта баня по-черному и держится: «мальчишки без стеснения скинули трусы, оставшись голышом, развесили на ветках ивы сушиться. Я поколебался, но тоже плавки снял». Дальше эпизоды со скидыванием трусов разными способами и руками, в разных обстоятельствах и позах, со слезами и без будут попадаться так часто, что смешаются в адское месиво. Дальше глупый городской паренек удивится «красной и местами синей попе» товарища. Языком теории литературы – это завязка, подкрепленная посулами деревенских друзей, что вот, мол, Тема, от Иваныча и ты схлопочешь, а как без этого. У раскольников это ж первое дело! Далее нас ждет прекрасно выписанная сцена порки. Но – вопреки ожиданиям, вразрез с элементарной логикой, невзирая на название главы – пороть будут не Тему. Нет, зачем же Тему? Это слишком просто! Достанется Пете (если я не путаю, в голове все смешалось). Сначала отец потащит его за ухо в дом, ругая на чем свет стоит «строгим мужским голосом». Далее в присутствии нескольких пьяных идиотов потребует «Водки!», закусит, конечно же, соленым огурцом (не каперсами ж, понятное дело!), и под одобрительные возгласы «нескольких мужиков и баб» поставит бедного Петьку в простую и незатейливую позу, практикуемую повсеместно как врачами-урологами, так и режиссерами порно. Далее читателя ждут несколько примеров звукоподражания, призванных демонстрировать адскую боль, а также одобрительные возгласы гостей и т.д. Потом папаша (точно урологи в анамнезе!) оставит сына стоять в любимой автором коленно-локтевой, а сам обглодает куриную ножку – не удержусь-таки и предложу автору всучить ему бычью или хотя бы баранью, куриная для такого злодея – слишком уж мелко, экшн блекнет. Далее Васька, подсматривавший в окно, удирает, напуганный угрозой собственного отца, вдохновленного другом. И порка Петьки продолжится – уже за кадром, эдаким легким фоном в виде «истошных жалобных воплей». Далее городской мальчик Артем долго переживает полученные эмоции: «Как покорно Петька ожидал продолжения порки, стоя на четвереньках в унизительной позе», его «вертящуюся, исхлестанную попу». Видимо, автор хочет показать читателю, что Артема снедает чувство жалости и ужаса, но если брать во внимание выше упомянутые сочные формулировки, то, боюсь, что нет... здесь другое. Словом, смакуя детали, мальчик Артем незаметно засыпает, убаюканный душевными муками. На следующий день, с самого утра… нас снова ждет порка Петьки. На этот раз в иных декорациях, возле сарая, но с теми же примерно приправами, что и вчера (то есть, вчерась!): «Ай-я-яй», «Уй-ю-юй», «испоротые ягодицы», «многострадальная попа», «визг» и т.д. И если читатель думает, что сейчас Артем придет домой и, оправдывая название главы, все же подставит свой городской зад Иванычу, предварительно освободив его от «боксеров», то… снова нет! Мальчики зовут Ваську на речку (или не на речку, совсем не это важно), но их встречают вместо ответа полюбившиеся автору звукоподражания. И опять – новые декорации: «на террасе - скамейка. На скамейке - Васька животом вниз вытянут в струнку. Футболка до плеч поднята, шорты с трусами на щиколотки спущены, руки и ноги привязаны». Как и во вчерашней сцене, здесь присутствуют зрители: мать и «две сестры младше». Конечно, какая ж порка двенадцатилетнего бесштанного парня без младших сестер! Их и рожают для того, чтобы в их присутствии старших братьев наказывать! Дальше все примерно то же: «исчерченная попа» (а нет, не совсем, в прошлый раз была испоротая и исхлестанная), крик, назидания отца в духе «слушайся-неври-непроказничай» и наконец сильнейшая сцена с баб Шурой – тут, ежели играть, то Усатовой не обойдешься – Мордюкова, никак не меньше! «Давай-ка, штанишки наденем. Вот, умничка!» – утешает баб Шура, натягивая внуку штаны с трусами – автор никогда не забывает тщательно прописывать все движения этих предметов одежды. Впрочем, это мне понятно. Сам грешу этим. Любимые маркеры, блин. Дальше бабка убеждает внука, что порка без провинности – дело житейское, особенно у них, раскольников. А может, людоедов? Черт их знает, нелюдей. Вот где Мордюкова нужна – она силой игры оправдает любую нелепость. Дальше автора несет уже и вовсе в неведомые дали, в соломоновы пустыни, русалочьи отмели и глухие чащобы. Тема все же получает порку (точнее, шлепанье), но не от деда, а от… Лешки. За курение. Опустим завесу милосердия перед безнадежной перспективой поверить в такую несусветную чушь. Нельзя в нее поверить. Невозможно. И Мордюкова тут не спасет. Автор, к слову, и не пытается быть правдоподобным. Он просто рисует эпизоды, один за другим. Похожие один на другой. В этот раз нас ждут те же «Айййй! Яяяяяяяяяяй! Уййййхххх!», спущенные клетчатые трусы-боксеры и т.д. Заканчивается глава нелепейшей сценой драки. Знал бы Станиславский, точно выскочил бы из могилы, обрил бы автора наголо и снова умер… Читая последние строки главы «Артем», борюсь с навязчивым вопросом – почему она все же так названа? Конфликты По мнению литературоведов, конфликт – соль и мед любого художественного повествования. Если пытаться оценивать конфликт в главе «Артем», то его можно назвать: а) множественным; б) однообразным; 3) неглубоким. Автора мало заботит психология персонажей, он сосредоточен на описании поз, предметов одежды и звуков. За этим нет более ничего. Жалкая попытка сфабриковать обиду за подсмотренную порку крайне неправдоподобна – хотя бы потому, что в самом начале рассказа деревенские мальчишки с удовольствием посвящали городского собрата в подробности порки, демонстрировали ему свои красно-синие голые зады, убеждали, что порка для них – это как два пальца об асфальт: «Да его каждый день порют. Для порядка. Воспитывают! Он привычный, - сказал Вася. - А ваще у нас всех пацанов лупят, если набедокурим». Внешний конфликт (отношения отцов и детей) здесь, конечно, есть, но тщательно продумывать и прописывать его автор, похоже, не планировал. Образы По сути, речи об образах вовсе нет. Нашему вниманию предлагаются голые типажи, напрочь лишенные даже малейших индивидуальных особенностей. Я лично всех этих Вась, Петь и Леш так и не сумел различить по каким-либо признакам. Главный герой тоже мало от них отличается, разве что сладостными ночными раздумьями об уже увиденных исхлестанных попах и тех, которые ему еще предстоит увидеть. Образы отцов – как под копирку. Просто два Карабаса-Барабаса. Дед Иваныч – типаж «добрый дедушка», а баб Шура – «старая идиотка». Без отличительных особенностей. Образы в рассказе шаржевые, схематичные, анимешные. Людей здесь нет. Только куклы-муклы на шарнирах. Язык заслуживает особого внимания. Поначалу я отнес рассказ к 70-м годам прошлого века. Примерно. Но потом прочел о «боксерах» и понял, что все же действие разворачивается в настоящее время. Хотя сделать такой вывод мешает речь персонажей. Ладно уж, бог с этой баб Шурой, с ее «маслицем», «завсегда» и «вчерась». Могу допустить, что она вообще телевизора боится, а ночами прядет при лучине и трусов вообще не носит. Всякое случается. Странная она бабка, я ее больше всех опасаюсь, на всякий случай. Но вот остальные… Процитирую: « – Петька, шельма, я что сказал?» « – Вот, глядите, гости дорогие! Неслухом растет.» « – Вот ужо будет тебе речка! И дрова! Пшел! Заголяй зад!» « – Коли с рынка вернусь, а не готово...» И все эти мимимишные архаичные «коли», «ужо» да «будя» прекрасно уживаются у автора с трениками, боксерами и футболками. И с кроссовками, дорогими. Черт его знает. Можно бы предположить, что текст этот и вовсе вне времени, так тоже бывает, но зачем же тогда автор пишет его языком наполовину архаичным, а наполовину современным? Вначале я обещал общие выводы. Собственно, он будет один. Автор уже давно начал повторять самого себя. Идет по проторенному пути. Не печется об оригинальности. Стал в лыжню и поехал: спущенные брюки и трусы, уууух, аййяййяй, фхххиииххх, испоротая, иссеченная попа, позы, слова – все варьируется крайне незначительно. * * * Тем не менее, я все ваши рассказы скопировал себе. Дописал, кажется.
Эли: Извините, lames. Но не понятно. Я по образованию и по профессии химик. В школе не написала ни одного сочинения. Я просто не могу написать ничего стОящего. Вы похвалили мой рассказ. А louisxiv пишет такие интересные, замечательные произведения, просто зачитаешься, а Вы его вот так. Когда louisxiv предложил мне попробовать писать вместе с ним, я чуть от счастья не умерла. Не верила, что мне, такой бездарности, предложил писать вместе такой талантливый автор. Складывается впечатление, что Вы именно к нему цепляетесь с придирками. Извините, конечно. Ну зачем так? Каждый пишет как может. Именно теми словами, которые необходимо выплеснуть. PS. Баба Шура. По Вашему не бывает таких баб Шур? Вы не знаете мою бабу Нину. У нее такие словечеки, высказывания и мировоззрение, что баба Шура ни в какое сравнение не идет.
lames: Эли пишет: В школе не написала ни одного сочинения. Я просто не могу написать ничего стОящего. ой ли? я прочитал все ваши рассказы, которые есть на этом форуме. И заявляю вам, что вы тут пишете лучше всех. У вас есть незначительные стилистические недоработки, но вы прекрасно владеете равновесием между динамикой и деталью. Не наговаривайте на себя. Ваши тексты прозрачны и правдивы. Их хочется читать. Эли пишет: А louisxiv пишет такие интересные, замечательные произведения, просто зачитаешься, а Вы его вот так. На этот счет могут быть и другие мнения. Разве нет?)) Эли пишет: Когда louisxiv предложил мне попробовать писать вместе с ним, я чуть от счастья не умерла. Не верила, что мне, такой бездарности, предложил писать вместе такой талантливый автор. Если бы было наоборот, я бы верил охотнее. У вас тексты куда органичнее и чище. Эли пишет: Складывается впечатление, что Вы именно к нему цепляетесь с придирками. Конечно, я свожу с ним счеты.)) вот только за что?)))) Эли пишет: Каждый пишет как может. Это правда. Эли пишет: У нее такие словечеки, высказывания и мировоззрение, что баба Шура ни в какое сравнение не идет. И взгляды на воспитание - такие же? Или хуже?
Эли: lames пишет: Цитата: И заявляю вам, что вы тут пишете лучше всех. Спасибо. Но не смешите меня. lames пишет: цитата: Если бы было наоборот, я бы верил охотнее. Если бы Вы знали скольких трудов мне стоит подстраиваться под louisxiv. Мне тяжело это дается, но интересно. А когда ему нравится, я счастлива. lames пишет: цитата: Конечно, я свожу с ним счеты.)) вот только за что?)))) Бросается в глаза, что Вы "неравнодушны" к нему. lames пишет: цитата: И взгляды на воспитание - такие же? Или хуже? Я привыкла ее так называть, но на самом деле она не совсем моя бабушка. Она дедушкина сестра - двойняшка. У нее нет своих детей. А взгляды на воспитание такие же, местами и хуже. И советы она любит всем давать по правильному, на ее взгляд, воспитанию. Но ее никто не слушает, к счастью.
lames: Эли пишет: Спасибо. Но не смешите меня. Ок) не буду больше пытаться доказать вам очевидное. Эли пишет: Если бы Вы знали скольких трудов мне стоит подстраиваться под louisxiv. Мне тяжело это дается, но интересно. А когда ему нравится, я счастлива. *удивленно приподнятые брови* Эли пишет: Бросается в глаза, что Вы "неравнодушны" к нему. Нет, вот это вряд ли) Хотя - если вам хочется так думать... разве я могу иметь что-то против?))
petrowich: lames пишет: автор как раз и показывает те главные столбы, на которых эта баня по-черному и держится Столбов даже меньше, чем нужно по любому проекту. Но "баня" стоит и стоять будет! Потому, что Louisxiv пишет "фЕтишно"
lames: lames пишет: Потому, что Louisxiv пишет "фЕтишно" Конечно.) Мне, в принципе, и нравится то, что он пишет. Но не этот текст
louisxiv: lames пишет: Тем не менее, я все ваши рассказы скопировал себе. И это - главное. Остальное - Ваше мнение. Которое имеет законное право быть, ибо сие является неотъемлемым правом любой личности. Обсуждать его не вижу смысла. Просто принял к сведению. Благодарю Вас за столь подробный анализ! Не ожидал, честное слово. Поелику таковое все же засвидетельствовано, имею честь подчеркнуть, что все опусы (не роман, не рассказ, не повесть, не эссе, ни миниатюра - на литературу не претендую, не умею потому что литературно и не обольщаюсь своими способностями) Вас заинтересовали. А что еще надо автору подобных моим опусов... Тем утешением и довольны будем.
louisxiv: Эли пишет: А louisxiv пишет такие интересные, замечательные произведения, просто зачитаешься, а Вы его вот так. Когда louisxiv предложил мне попробовать писать вместе с ним, я чуть от счастья не умерла. Не верила, что мне, такой бездарности, предложил писать вместе такой талантливый автор. Складывается впечатление, что Вы именно к нему цепляетесь с придирками. Извините, конечно. Ну зачем так? Благодарю Вас. Не предлагал бы писать вместе, если бы не прочитал до того Ваши рассказы. Они замечательны. Не надо принижать себя! Не думаю, что Вы правы насчет придирок именно ко мне. А если и так, то значит что? Правильно! Не оставил равнодушным. Рад этому. А критика... Каждый имеет право. Иначе для чего форум с такими рассказами строится...
louisxiv: Эли пишет: Если бы Вы знали скольких трудов мне стоит подстраиваться под louisxiv. Мне тяжело это дается, но интересно. А когда ему нравится, я счастлива. Я У меня нет слов, Эли! petrowich пишет: Потому, что Louisxiv пишет "фЕтишно" Вот как застолбил! Пригвоздил, я бы даже сказал. Спасибо!
petrowich: louisxiv пишет: petrowich пишет: цитата: Потому, что Louisxiv пишет "фЕтишно" Да-да-да! И это вкратце сформулировано Дело в том, что в хорошем тем. рассказе обязательно должны присутствовать "фетиши". Это такие узкоспециальные темы, на которых аффтар любит подробненько остановиться! Это, например, определённая поза для наказания, некоторые предметы одежды, босоногость,"стародавние традиции", "порка в интерьере", и тому подобное "это всё вот это"
Эли: Хочу написать о своем соавторстве с louisxiv. Некоторые спрашивают, почему я больше не пишу? Я пишу. Но писать я теперь могу только для louisxiv. С другими писать запрещено. В личке общаться нельзя. Свои рассказы тоже не должна писать. А к тому, что я пишу для него, очень строг. Все критикует и за все ругает. Переписывать заставляет. В общем соавторство превратилось в какое-то литературное рабство. Представляю, что мне будет за такие откровения.
burov: А что?! Неужто выпорет?!?!
Эли: burov пишет: А что?! Неужто выпорет?!?! А Вы только о порке и думаете. У louisxiv есть и другие, более изощренные методы.
louisxiv: Эли пишет: Хочу написать о своем соавторстве с louisxiv Кхм. Мне казалось, что в этой ветке речь должна идти о рассказе. Моем рассказе. А не о моих методах литературы и отношениях с соавторами. Ну что же... Если Эли захотела и тут посоавторствовать... Эли, сейчас же марш в личку! Форум не место для таких заявлений. На полях разберемся. Порочных. Я жду!
louisxiv: Эли пишет: burov пишет: А что?! Неужто выпорет?!?! А Вы только о порке и думаете. У louisxiv есть и другие, более изощренные методы. Эли! Я что сказал?! Не вздумай тут откровенничать. Ты и так сказала уже слишком много. burov, раз уж зашел разговор... Эли разболталась. Во всех смыслах слова. Эли уже наказана. Остальное расскажет сама Эли. Если не побоится. Впрочем, я разрешил. Чего уж теперь...
burov: Вы уверены, что мне это интересно?
Эли: louisxiv, я же попросила у Вас прощение. Я ничего такого не сделала. За что так со мной обращаетесь? Я и так делаю все, что скажете. По-моему, я не заслужила такого. louisxiv: -Просит она, видите ли... Знаешь же, что Хозяин ничего не прощает. И нарываешься. Надо бы за это добавить... Ладно... Поверю на этот раз. Развязал уже. Чего ревешь? Вставай. Да, вот, на колени, правильно. Получила уже свое за болтовню. Руку целуй. Благодари. Ну все-все... Обслюнявила все... Но ты не спросила разрешения писать об этом на форум. Все! Молчать! Я сказал. Выпорю. Прощения не будет. Потом в угол. На час. Руки за головой. Придешь потом, ноги поцелуешь. Ясно? Хорошо. Выше задницу! Будешь знать, как без разрешения языком трепать...
burov: Хм... Нашли, ребята, о чем трепаться... Для меня описание семейных-любовных порок - это как обсуждение.кому кто и что и куда вставлял, и кто на какой стадии кончал. Хотя да!!! Кажется, это называется эксгибиционизм?! помню, студентами как то загнали мы в лужу неполноценного человека...он девочкам письки показывал... А девочки его поджалели...что стоит мокрый среди лужи, а мы в лужу камня ми бросаем.....
louisxiv: burov пишет: Хм... Нашли, ребята, о чем трепаться... Эли, победа! Мы задались целью проверить, кто клюнет. Только 1 (один). Значит не все дрочуны на форуме-то. И тематики. Да, господа. Это был пустой треп. Шутка! Наверное, злая. Или веселая... Вот что значит не вести долгие дискуссии о тематиках-нетематиках, подрочить-обсудить, воспитание-игра. Единственный среагировавший нас осудил. Честь и хвала вам, ребята! И простите нас с Эли. Эли, дорогой мой соавтор, подтверждаю восхищение Вашим творчеством. Благодарен Вам за помощь соавтора. Без Вас я многого бы не сумел. И это уже не шутка. Всем спасибо. Все свободны. Эли, прошу Вас в личку. Обсудим главу 6 кронпринца Максимилиана. Форум ждет продолжения. А мы все никак... Надо активизироваться. Делом заняться. А не шутить тут... Согласны?
полная версия страницы