Форум » Рассказы, написанные посетителями нашего форума и авторами интернет-ресурсов. » автор King21044 ОДУВАНЧИК И АЛЫЕ ПРИМУЛЫ » Ответить
автор King21044 ОДУВАНЧИК И АЛЫЕ ПРИМУЛЫ
Guran: Одуванчик и алые примулы автор King21044 *** [quote]Примечания: Возвращаемся к прежней хронологии. Одуванчику здесь лет одиннадцать. Никаких ещё татуировок, колец в ухе и шмали.[/quote] — Что, обормот, влип? — спросил дядя Вася, задрав голову и прикрывшись от солнца. Ванька поерзал на горячей крыше. Ужасно хотелось расплакаться, но гордость не давала. От разогретого полуденным солнцем рубероида несло смолой, сидеть было все одно, как на сковородке: Ванька то и дело привставал, чтобы уменьшить площадь контакта задницы с кровлей. Полкан на цепи лаял неистово, того и гляди из шкуры выпрыгнет. — Зачем полез-то? По какой надобности? — дядя Вася пытался унять пса, да без толку: здорово тот разошелся. — За цветами. — Пискнул Ванька. — Это на крышу-то? И много там цветов? — усмехнулся дядя Вася. Тут уж Ванька слезу пустил — не от страха или, там, от обиды, а от позора. Вот так попасться, это же умудриться надо было! Ведь все было спланировано — как к Матюхиным в сад залезть, как цветы выкопать, как незаметно свалить, и вдруг — на тебе. Оказалось, что пёс ихний вовсе не издох, а живой и здоровый, и зубы у него стали еще больше прежнего! Хорошо, успел Ванька на берёзу забраться, уж как взлетел — чудо! По голому стволу, считай, как по лестнице, — вот, что страх делает, каких сил придает! Дальше перебрался на крышу пристройки — очень уж высоко Полкан прыгал, а держаться на березе не за что, того и гляди прямо в зубы упадешь. А дальше, с крыши, куда? Всё — тю-тю. Сиди, кукуй. Внизу пёс челюстями щелкает, не спуститься! Ванька долго сидел — с полчаса точно. Было время подумать, пока хозяевам не любопытно стало, отчего старый пес лает да никак не уймется. Конечно, первоцветы можно было прийти и попросить, — дали бы Матюхины по-соседски, — но это было не то. Не спортивно, не азартно. Гораздо интересней было нарушить категорический дедушкин запрет и забраться в чужой сад втихоря, крадучись, выкопать деду в подарок цветы и вернуться с трофеем, как разведчик. И что теперь? Оставалось только заплакать. — Ну, начинается! Рассиропился! — дядя Вася загнал осипшего Полкана в сарай, — чего ревешь-то? Слезай! Ванька поднялся и, осторожно ступая, обошел крышу пристройки по периметру — спуститься было не реально: высоко, не спрыгнешь, зацепиться не за что. Он опять захныкал. — Ох ты, горе луковое! Погоди, сейчас я лестницу... — хозяин окликнул жену, — Маркеловна! Слышишь? Мать! Где лестница-то наша? Из глубин избы донеслось недовольное ворчание, что-то грохнуло, баба Вера крикнула: «А ну, пошел вон!», дверь входная открылась, и хозяйка, охая, вышла на крыльцо. — Это что же ты, деспот, творишь, а? Мучитель окаянный, загнал мальчишку на самый верх и веселишься? — баба Вера в перевалку шагала к пристройке. — Да я-то чего? Я же ничего! — залепетал дядя Вася. — Он сам туда забрался. — Господи, маленький ты мой! — Маркеловна взглянула на Ваньку и сложила руки на необъятной груди, — это с какого же страху ты туда залез! Сладкий ты мой! Ванька присел на край навеса и демонстративно всхлипнул. — Что ты стоишь, ирод? — гаркнула баба Вера на мужа, — лестницу неси! Дядя Вася засуетился. Лестница нашлась в хлеву, Матюхины в четыре руки, кряхтя и чертыхаясь, приставили её к краю крыши, и Ванька, наконец, спустился вниз, чтобы тут же утонуть в мягких, как пуховая перина, объятьях Маркеловны. — Родненький мой, золотко моё! Что же за беда тебя на верхотуру загнала? — Полкан! — пожаловался Ванька в мягкие холмы бабы Веры. «Да как же это так! Да что же это!» — причитала Матюхина, обнимая Ваньку железными руками. Потискав мальчишку вдоволь, баба Вера принялась отряхивать с его одежды мелкий сор и ветки. Шорты на заднице были перепачканы смолой, Маркеловна досадливо цыкнула, — ну-ка, голубчик, сымай! Я застираю! Ванька отнекивался, на силу вырвался из цепких рук, которые уже стали стягивать с него штаны. — Я пойду, тетя Вера, простите! Дедушка ждёт. — Ванька отбежал подальше. — Что же тебе, миленький, было нужно? — Маркеловна наступала. — Первоцветы. — Смущённо пробормотал Ванька. — Я для дедушки хотел. — Первоцветы? — изумилась баба Вера, — да чего же ты сам-то? Нешто я тебе цветов не дам, золотко? Дед, а, де-ед? Поди-ка сюда! — Чего? — дядя Вася только ретировавшись домой, снова высонулся. — Поди, накопай-ка Ванечке примул! Да побольше! Дядя Вася, вооружившись садовым совком, уныло поплелся ковырять цветник, а Маркеловна повела Ваньку в дом, поить чаем и кормить конфетами. *** Дедушка цветам, конечно, обрадовался. Красные как кумач примулы он хотел давно, уже и место для них было приготовлено — между нарциссами и тюльпанами. Ванька даже посадил их сам, так старался быть заботливым, послушным внуком. — Красивые, конечно! — Дед хлопотал вокруг клумбы. — Только что же ты так с пустыми руками к Матюхиным пошел? Нехорошо. Надо сходить, отнести что-нибудь на обмен. — Я, дедушка, сам потом схожу! Зачем тебе утруждаться? — Да уж «утруждаться», к соседям зайти! А это что? — дед повернул Ваньку спиной, — это в чем же ты, обормот, так шорты изгваздал? В мазуте, что ли? — Да это я... так. — Ванька выворачивался, — это отстирается! — Где ты грязь-то такую нашёл? Уж не у Матюхиных ли? — удивлялся дедушка. Ванька неопределенно пожал плечами, дескать, где нашел — там нашел, ни все ли равно. Очень уж не хотелось этот разговор про Матюхиных продолжать, не дай бог всплывет, как именно он к ним ходил, да при каких обстоятельствах цветочки из рук хозяйки получил. Дедушка взглянул недоверчиво, но промолчал. Ванька выдохнул и побежал в избу, руки от земли отмывать. Тут-то беда и случилась. — Иван? — звал Митюхин, навалившись грудью на изгородь, — Палыч! Дед отозвался. Подошёл поговорить. Ванька с замирающим сердцем поглядывал из сеней на беседу дедушки с соседом. Матюхин посмеивался, чесал щетинистые щеки: — Ведь что, постреленок, выкинул, а? А если бы кобель мой дотянулся? — когда сосед говорил, он мелко тряс лицом, и его толстые щеки колыхались как холодец. Дедушка молчал, мрачнел, кивал головой. Надо было сматываться, Ванька кинулся в дом переодеться, да не успел выскочить — дед шагнул в горницу. — Это как же понимать-то, Вань? — сердился дедушка, — ладно бы одно воровство, хотя и за него тебя выдрать надо, как Сидорову козу, а ведь ты мне сам обещал! Ведь слово честное давал, что к Матюхиным ни ногой! Обещал? — Дед, ну я же не просто так, я же за цветами! — Ванька мямлил, отступая под дедовым суровым взглядом. — Нет, ты ответь, обещал? — Ну, обещал. — Слово давал? — усы у дедушки сердито топорщились. — Ну, давал. — Я тебя предупреждал? — дед завозился с ремнем, — нет, ты ответь! Я предупреждал? Игра эта Ваньке разонравилась. Он отлип от стены и, резво прошмыгнув мимо деда, уже в дверях крикнул: — Я же для тебя старался! Я тебе цветы достал! — Мне не цветы! — кричал дед, — Мне внук живой и невредимый нужен! Что мне цветы эти, если тебя чужая псина погрызет, а? Ванька решил в дискуссию не вступать, тем более, что ремень дедушка уже вынул из штанов и теперь грозно им помахивал. В таком настроении с дедом было лучше не спорить. — Ты, дедушка, остынь, успокойся, а я пока погуляю... — мальчишка уже развернулся в дверях ко двору передом, а к деду задом и хотел было свалить до лучших времён (например, до ужина), как дедушка тихо сказал: — Стало быть, нельзя верить твоему слову. Грош цена твоим обещаниям! Ванька замер. Дедушкины слова попали близко к сердцу. Мальчишка сунул руки в карманы, помялся в дверях, поковырял босой ногой пестрый половик. Дедушка сидел за столом, сердито глядел в окно. Ремень лежал рядом и сухие дедовы пальцы перебирали трещинки на коричневой коже. Ванька вздохнул и шагнул обратно в горницу. Глянул с ненавистью на ремень, прошел к дивану и, прикусив губу, улёгся: — Бей, раз надо! — Вот как? Мне, значит, надо? — ворчал дед, поднимаясь, — а ты будешь по чужим дворам шататься, да на беду нарываться? Тебе, значит, слушаться меня не надо! Что молчишь? Ванька сердито сопел. — Штаны-то! — буркнул дед. Только Ванька нехотя спустил шорты с трусами, как тут же по попе шлёпнул ремень. Дед лупил звонко. Ванька терпел, только после пятого удара заёрзал. — Я тебя жалеть не стану! — дедушка украдкой перехватил ремень, чтобы петля была покороче. — Договорились, так и получай! Ванька заойкал. Ремень хлопал громко, полосы на заднице краснели. — Куда ты в другой раз, дурачок, сунешься? В колодец? — дед прикусил язык и даже ремень хлопнул еле-еле. — К кому ещё полезешь? Других, что ли, развлечений нет? Ремень хлестнул посильнее, Ванька жалобно пискнул и прикрыл зад руками. — Не буду я тебя жалеть! — дед убрал ремень и пошел на кухню, где чем-то нарочно зашумел. Ванька отдышался, утер одинокую слезинку. Потрогал осторожно зад — саднило терпимо. Он покрутил головой: дед возился в кухне, то и дело выглядывая из-за стены. Ванька отвернулся, уткнувшись носом в спинку дивана. Половицы заскрипели — дед прибежал и ходил по горнице туда-сюда. — Я жалеть тебя не буду! Сам виноват. — Грозно повторил он и опять ушёл на кухню, но тут же вернулся. — Что у тебя, ей-богу, шило в попе? Вань? Ванька сопел. — Ну, и молчи! Жалеть ещё тебя! — слышно было, как дед меряет нервными шагами горницу. Ванька лежал тихо, аккуратно потирая зад. Дедушка присел рядом на край дивана, помолчал. — Плачешь, что ли, Вань? — дед погладил мальчишку по голове. — Ещё чего! — Ванька натянул штаны. — Больно? — Ещё чего. — Какого вареньица-то открыть? Клубничного? Вишнёвого? — Никакого! — Ванька слез с дивана и собрался было удрать, но дед поймал его за талию: — Ведь сам же виноват, Ванюш! Себя не жалеешь, так хоть меня пожалей — что я без внука такого делать буду, а? Ванька обиженно сопел, дед прижимал его к себе и уговаривал: — Как мне с тобой договориться, с обормотом? Чтобы без ремня? — Не полезу я больше. — Буркнул Ванька. — Обещаешь? — Обещаю. — А если полезешь? Что делать будем? — Да не полезу я, дед! Что же я дурачок, что ли? Дедушка вздохнул и обнял Ваньку покрепче: — Какое варенье-то открывать? — Малиновое. https://ficbook.net/readfic/11975194
Ответов - 0
полная версия страницы