Форум » Рассказы, написанные посетителями нашего форума и авторами интернет-ресурсов. » Чужая вина » Ответить
Чужая вина
basalia: Чужая вина. - Ефросинья! - помощник управляющего имением помещиков Мальцевых, высокий мужик лет сорока, стукнул в открытую ставню избы Кондратьевых. Тут же на зов выглянула в распахнутое окно хозяйка: - Григорий! Чего стучишь, и так тебя слышу! Дело какое ко мне, или озоруешь просто? - Да нет, это не я, малец твой озорует! Барин приказал, чтоб после обеда на конюшню к Никифору прибёг, высечь его хочет. - Ваньку? Да он же у меня тише воды, ниже травы... - Ну, не знаю... Барину виднее! И чтоб без опозданий! Выполнив поручение барина, Петра Порфирьевича, Григорий зашагал дальше по деревенской улице. Сын Ефросиньи Ванька, худенький вихрастый мальчишка двенадцати лет от роду, сидел на заднем дворе и сторгал щепку, пытаясь сделать лодочку. Услышав зов матери, он отложил игрушку и зашёл в избу. - Ты чего это натворил? Барин посечь тебя хочет... - Маменька... Меня? Я ничего дурного не делал! Надо сказать, Ваня и правда был мальчиком послушным, его ещё никогда не наказывали на конюшне. Другим мальчишкам везло меньше, Ванька часто видел иссечёные попы во время купания. Конюх дядя Никифор драл пацанов не жалея, следы от розог не сходили недели три и уж точно пару ночей наказанный спал на животе. Дядя Никифор любил сидеть на завалинке и неторопливо рассказывать о секретах приготовления орудия для наказаний: - Розгу надо весной заготавливать, пока листики не появились, в крепко посолёной воде не меньше месяца выдерживать, тогда она гибкой становится, попку огибает и стегает как надо! Озорники долго мою науку помнят! Ваня, слушая речи конюха всегда вздрагивал и молился, чтобы ему не пришлось на своей попе испытать гибкость его розог. И вот надо же! Самое главное, мальчишка действительно не помнил за собой никакой вины. Мать воспитывала Ваню одна, отца на охоте задрал медведь ещё когда мальчику и трёх лет не было, так что ему, самому младшему из семьи Кондратьевых не довелось отведать отцовского ремня. Старшим, Сеньке и Фёдору, в своё время перепадало неслабо, рука у отца была тяжёлая, а мальчишки озорные... Даже теперь, когда братья выросли, старшему - двадцать лет, а среднему - шестнадцать, они старались без надобности не садиться на широкую лавку, которая стояла в светёлке возле стены, именно на ней отец производил наказание сыновей. Младшему же, Ванечке, иногда перепадал подзатыльник от братьев, или веником по мягкому месту от матери. И вот сегодня ему предстоит познакомиться с гибкими прутьями конюха Никифора. Мысль о том, за что же его хотят так строго наказать не давала покоя мальчику. Наскоро поев, кусок в горло не лез, стоило подумать о предстоящей порке, Ваня направился на конюшню. Там уже стоял дружок по деревенским играм - Колька Липин. Хотя Коле было столько же лет, как и Ване, характер у него был хулиганистый и ему уже не раз приходилось испытать на своей попке силу удара конюха. Да вот, недели не прошло, как его секли: мальчишка утащил из кузни какую-то железку, привязал её к хвосту кошки и запустил в барский в дом. Вот потеха была! И попало тогда Кольке неслабо! - Ванька?! А тебя за что? - развязанно спросил Коля, - мне сегодня будет! Я Барбосу в будку голубя засунул, вот была умора! Барбос чуть конуру не своротил! А у меня... - мальчишка понизил голос, правой рукой приподнял край рубаши, а левой оттянул вниз портки. Ваня увидел сплошной узор из синих полосок, украшающий ягодицы пацана, - ещё с прошлого раза не прошло! Но я терпеть буду! В тот раз почти всю порку без крика выдержал. Только в самом конце... - мальчишка скривился. - А ты как, визжать будешь? - Не знаю... Меня ещё никогда розгами не пороли. - Ну, тогда не страшно. В первый раз сильно не бьют. Постарайся побольше ударов молча вытерпеть, Никифор это любит. А вот если сразу заноешь, тогда держись! Так зад надерёт, неделю на пузе спать будешь! Так за что тебя наказывать то будут? - Я и не знаю... Григорий матери сказал, чтоб на конюшню меня отправила, а за что - не сказал! - Вот те на! Это плохо, что не знаешь за что. Спрашивать будут, а тебе и сказать нечего... В этот момент распахнулась дверь и из неё выглянул конюх: - Ну что, огольцы, пришли? Колька, ты первый! Мальчик несмело шагнул внутрь. Никифор не стал закрывать дверь, поэтому Ване было хорошо слышно всё, что происходило в помещении. - Спускай портки! Ложись на лавку. Через несколько минут раздался тонкий свист и шлепок по голому телу. Ваня хорошо умел считать, старший брат научил, поэтому сразу после шлепка в голове раздалось: "Раз!", ну а потом, конечно - "Два! Три!" Коля, как и обещал, терпеливо переносил удары - первый вскрик Ваня услышал, когда в голове раздалось - "Двадцать один!" После двадцать пятого удара мальчишка монотонно заныл. Конюх окончил порку: - Всё, подымайся, портки одевай. Матери скажешь, чтобы до вечера коленями на горох поставила. Давай, иди! Ваня, увидев, что Колька, растирая кулаками слёзы, выходит наружу, сделал маленький шажок в сторону открытой двери. Однако, Никифор сам вышел на улицу и сказал: - Кондратьев, а тебя барин велел сначала к нему отвести. Так что, пойдём. Зайдя в барский дом, мальчик заозирался по сторонам - тут бывать ему не доводилось. Пётр Порфирьевич сидел за столом в кабинете и раскладывал пасьянс. Увидев вошедших, тут же отложил карты и громко позвал: - Никита, где ты там, иди сюда. В кабинет вошёл сын Петра Порфириевича, одиннадцатилетний мальчик, одетый в белые чулки и тёмно-синий костюмчик: - Да, папА, я здесь. - Этот мальчишка? - кивнув на Ваню, спросил барин. - Да, папА, это он. - Ну, ступай! - и, обращаясь к Ване, - и как тебе это в голову взбрело? Мальчик, теряясь в догадках, недоумённо смотрел на барина. - Никифор, примерно накажи наглеца! Полсотни горячих, а потом - сладенького на закуску! - Пётр Порфильевич, он ведь малец совсем, как бы насмерть не засечь... - Да что ему сделается, крестьянская порода?! Знаешь, что этот мерзавец натворил? В саду яблоню поломал, мою любимую, Золотой ранет! Никитка его там видел! - Я не... - попытался возразить Ваня, но его никто не слушал. Вчера на речке, где вместе с деревенскими мальчишками купался и барский сын, затеяли состязание - кто быстрее переплывёт на другой берег. Ване выпало соревноваться с Никитой, и он выиграл! Вот и решил сын барина отомстить за свой проигрыш, подставив ничего не подозревающего Ваню под наказание. Розги, да ещё и "сладенькое" какое-то. "Ну и гад этот Никита," - подумал мальчик, смирно шагая за Никифором на конюшню. - Раздевайся! - скомандовал конюх. "А Кольке только портки спускать говорил," - подумал Ванька, развязав поясок и стаскивая через голову рубаху. - Ложись на лавку! - сказал Никифор, как только Ваня освободился от штанов. Мальчик аккуратно улёгя оа отполировааную сотнями мальчишесских животов деревянную поверхность. Повернув голову в сторону распахнутой двери, Ванька заметил мелькнувший там синий костюмчик. "Ещё и подглядывает," - со злостью подумал мальчик и решился задать вопрос: - Дядя Никифор, а что там барин про "сладенькое" говорил? Что это такое? - Ох... - вздохнул конюх, - это наказание такое... Строгое. Я пацанов так никогда не наказывал, так что придётся тебе, Ванька, туго! Мужики и то криком кричат. Зачем же ты в сад полез, яблоню сломал, вот терпи теперь... - Не был я саду, наврал Никитка! Чтобы меня посекли... - Ух ты, бедолага... Теперь уж ничего не сделаешь, придётся тебе за другого спину подставлять! Тем временем Никифор стянул верёвкой запястья мальчишки, вытянул руки вперёд и привязал, развёл в сторону ноги и примотал их к ножкам лавки, отошёл к бочке, стоящей в углу и выудил оттуда длинный мокрый прут, подошёл к лавке и высоко подняв руку, резко опустил прут на напрягшиеся ягодички мальчишки. Тело Ваньки пронзила дикая боль, от неожиданности он даже не смог вскрикнуть, только шумно втянул в себя воздух и вдруг вспомнил, что кричать нельзя! Свист прута и новая вспышка боли. Крепко сжав зубы, мальчик сдержал крик внутри себя. Было так больно, что даже не получалось считать удары. Никифор не торопился. Опустив прут, выжидал несколько мгновений и лишь после этого вновь поднимал руку. Боль переполняла тело мальчишки. Вдруг удары прекратились. Оторвав голову от лавки, Ванька увидел, что это ещё не конец порки - конюх подошёл к бочке и выбирает новый прут. После того, как на попе не осталось живого места, вся она пересечена быстро наливающимися кровью вспухающими рубцами, Никифор перенёс удары на ноги мальчишки. Скоро и худые бёдра превратились в багрово-синее перепаханное поле. Каким-то чудом Ваньке удавалось сдерживать крик. Видя такое дело, конюх после очередной смены прута, впечатав розгу в тело пацана, не стал поднимать руку, а потянул прут на себя, сдирая кожу с уже начинающих кровоточить ягодиц. Мальчик тоненько взвыл, а от двери раздался ехидный смешок. Деловито отсчитав оставшиеся удары, Никифор отбросил розгу и негромко позвал: - Никитка, что за дверью прячешься, иди сюда, посмотри, как из-за тебя мальчонке досталось! В проёме появился барский сын: - Чевой-то из-за меня? Ты же его сёк! - Так за твою вину, или отнекиваться будешь? А ему ещё "сладенького" твой батюшка приказали выдать... Конюх отвязал ноги Ваньки, руки и грубовато толкнул в бок: - Давай, подымайся. Ещё не всё. Мальчик боком, стараясь не смотреть на Никиту, сполз с лавки. Лицо мокрое от слёз, изо рта тянется струйка крови, видимо, от прикушенной губы. Свернутый абзац рассказа содержит описание "истязания или причинения пыток под видом наказания", запрещенные к размещению на Форуме. [more]- Подь сюды! - Никифор подвёл мальчишку к столбу, завёл руки за него и снова связал запястья. Зацепил верёвку за специальный крюк, вбитый высоко от земли, потянул... удалено модератором ...придя в себя, он даже не закричал, а завыл по собачьи. [/more] В этот момент в конюшне появился старший брат Вани - Семён: - Никифор, ты почто братишку моего изувечил? Он же малец совсем! - Так... барин приказали, - заворчал конюх, спорить со здоровым парнем, вступившемся за брата, ему не хотелось, к тому же он и сам видел, что перстарался, - так, всё уже! Забирай! Пусть отлежится. Ему крепко досталось. - Ты же ему спину в клочья порвал... Ладно, мальчишке задницу надрать, но так-то зачем? Когда ж он теперь встанет-то?! - запричитал Семён, отвязывая Ванюшку. Как только руки мальчика стали свободны, он тут же завалился набок, брат еле успел подхватить. - Ах ты ж, горе-то какое... - Парень перекинул мальчишку через плечо и понёс домой. Ефросинья, увидев, что сделали с её младшеньким, запричитала, уложила мальчика на лавку, стала готовить примочки. К вечеру у парнишки поднялся жар, он метался в бреду, выкрикивая: "Не я это! Простите! Не надо больше! Не виноват я! Это Никитка... Простите..." Всю ночь Ефросинья мочила рушники в колодезной воде, прикладывала к голове Вани, пытаясь сбить жар. К утру мальчик затих, а мать направилась к барскому дому, просить Петра Пантелеймоновича пригласить доктора. Когда к обеду бричка врача остановилась у избы Кондратьевых, всё было кончено. Доктору только и осталось, что потрогав остывший лоб мальчика, тихо сказать: - Всё... Отмучался. Нутро повредили. Отпевали Ваню в деревенской церкви. Прямо напротив маленького простого гробика стояли Пётр Пантелеймонович, Никита и конюх Никифор со свечками в руках... Где-то через месяц Никифора нашли в поле, забитого кольями. Так как врагов у него было много, убивцев даже не стали искать... В августе Никитка утонул, отправившись в одиночку купаться на речку. Барин Пётр Пантелеймонович, потеряв любимого наследника, сильно запил и к Рождеству преставился.
полная версия страницы