Форум » Рассказы, написанные посетителями нашего форума и авторами интернет-ресурсов. » Тень повелителя » Ответить
Тень повелителя
МистерМалой.: Тень повелителя [quote]«…после захвата прайда самец убивает всех львят. Львицы предпочитают не вмешиваться, так как всё равно сделать ничего не смогут. У львицы, потерявшей львят, через 2–3 недели начинается течка, и вскоре она уже будет беременна от нового доминантного самца. Так что получается, что убийство малышей простая необходимость…» "Гербы и тотемы, почти везде - волки, львы, драконы... Потому, что внутри - люди именно такие..." Тень Повелителя (когда умирают львы)[/quote] Это утро во дворце началось не с привычного гомона - детских криков, истерических взвизгов привыкших к ссоре женщин, а с тихой, напряженной тишины. Женщины гарема и многочисленные малолетние дети султана, забыв интриги и распри, только в случае крайней необходимости покидали свои покои, стараясь не встречаться взглядами с каменнолицыми янычарами, заполонившими коридоры Сераля. Что готовит им этот, только зарождающийся день, лучше было и не думать. Матери, прижимавшие к груди малолетних детей, понимали, что обречены... виной несчастных женщин было лишь то, что повелитель слишком поздно познал их... вина детей (хотя относилось это только к мальчикам) - что они не успели вырасти... Повелитель умирал - еще не старый, сильный и яростный мужчина во время своей последней поездки морем, когда его галера натолкнулась на немногочисленную флотилию легких пиратских "ласточек", на которых проклятие Аллаха, вездесущие казаки, разоряли города и поселения, находящиеся под суровой, но справедливой дланью османского владык - приказал преследовать легкие ладьи. Казаки, однако, не отступили и приняли бой... Тяжелый таран султанской галеры разбил в щепы две ладьи, тяжело ударившие "туфанги" потопили еще две, одну - треща и ломаясь - перевернули весла, но с трех оставшихся, прошедших под веслами, на борта галеры полетели хищно лязгающие "кошки", зажигательные, дымящиеся серой и дающие едкий дым глиняные горшки - взрывавшиеся желтым, дымным пламенем, следом за которыми, паля из ружей и "пистолей", в клубах порохового дыма на галеру хлынули бритоголовые, похожие на озверевших шайтанов убийцы... Схватка была короткой и страшной, многочисленная, закованная в сталь охрана султана - состоящая из отборных бойцов, неся огромные потери, порубила прорвавшихся на галеру головорезов, когда один из казаков - похожий на высушенный солнцем дуб, несмотря на пробивший ему грудь клинок правоверного, словно пушинку метнул в сторону капитанского мостика пудовый бочонок пороха с зажженным фитилем... Офицеров и охрану снесла волна пламени и полетевших во все стороны кусков дерева. .. Дамасская кольчуга Султана - выдержала удар, но сорванный взрывом медный обод бочки попал Повелителю в голову, сбив шлем и разрубив висок... Галера спешно повернула обратно (на сцепившиеся с ней ладьи были сброшены чугунные остроконечные гири - проломившие дно лодок, абордажные канаты - обрублены), не обращая внимания на качавшийся в стороне перевернутый струг, к которому - яростно грозя кулаками уходившему в сторону берегов Империи кораблю правоверных, держа в зубах сабли, плыли уцелевшие в схватке гяуры... Еще день после возвращения повелитель, тяжело дыша и не приходя в сознание, - лежащий на той самой постели, где он привык проводить время в усладах и окружении юных наложниц, - провел в окружении седобородых врачей. Испанский лекарь, которого упорно требовала допустить к султану мать старшего сына повелителя, так и остался за дверями - но это не спасло владетеля. С первыми лучами солнца душа Владыки империи ушла по алмазному мосту в сторону небесного дворца, где теперь разящий меч и щит всех правоверных будет вечно вкушать райские наслаждения, столь щедро раздаваемые Аллахом своим верным приверженцам... В отдаленной комнате "семейного" крыла дворца молодая, стройная женщина, которая еще не успела разменять и четверть века, чуть дрожащей рукой осторожно коснулась головы мальчишки, так и уснувшего на усыпанном подушками ковре, в ногах у ложа матери. - Проснись, Мехмед... проснись... Десятилетний мальчик, стройный и загорелый, одетый только в легкие шаровары, подняв голову и, сладко потянувшись, недоуменно посмотрел на мать. - Вставай... вставай же, мой мальчик, мама приготовила тебе вкусный щербет, который ты так любишь... - женщина ласково улыбнулась, стараясь не встречаться с сыном глазами, в которых плескалась похожая на холодный осенний ветер тоска. - Вот здорово! Твой щербет всегда самый вкусный... недаром отец так его любит! Вскочивший на ноги и заскакавший по комнате козленком мальчишка не заметил, как дрогнуло лицо матери. - Но сначала одень... вот это! Посмотри, что прислал тебе Повелитель! - мать показала мальчику на роскошный, расшитый каменьями восточный наряд, лежащий на низком кофейном столике. Мальчишка, затаив дыхание, поднял к груди великолепную, усыпанную золочеными полумесяцами шелковую куртку - этот узор носил сам Повелитель, и никто кроме него не смел одеть такой же. Однако во взгляде мальчика мелькнули растерянность и беспокойство... Мать, погладив мальчишку по голове, наклонившись к нему, тихо произнесла: - Не бойся... одевай. Это воля твоего отца... Мальчишка помнил, как Азамат (более старший, бойкий и задиристый соратник по детским шалостям и играм) появился в шелковой, легкой одежде, с вышитым на ней полумесяцем, подаренной ему матерью старшего сына султана как знак примирения с темнокожей Нурлат, чьим отпрыском он являлся. Они тогда сидели во внутренних покоях (Мехмед - который до недавнего времени, как и большинство многочисленных малолетних детей повелителя, до того как с ними начинали заниматься придворные учителя, поэты и музыканты, бегал по дворцу просто голышом (хотя и с золотыми браслетами на руках и ногах, звеневших при малейшем движении как крошечные колокольчики), был одет только в легкую набедренную повязку, правда перевязанную расшитым золочеными нитями поясом), на руках и ногах мальчишек по-прежнему позвякивали браслеты. Дети привыкли к ним и совсем не обращали внимания на привычную тяжесть. Снять подарок, дарованный повелителем, мог только безумец. Даже за попытку снять такой браслет (а эти эксперименты как правило заканчивались еще в глубоком детстве наряду с вопросом "а как жжется огонь") ребенок получал жестокую, изощренную порку. Но эта мера была не лишней - вездесущие мальчишки, в силу своего происхождения почти не встречавшие преград в перемещении по огромному дворцу и многоярусным садам, окружавшим его, могли услышать много "лишнего" в наполненных тайнами покоях дворца. Звенящие браслеты предупреждали любого пришедшего на встречу к султану или его визирям, что рядом находится беспокойная кровь повелителя. Запретов было немного, даже можно было сказать - не было совсем, но за нарушение наказывали очень сурово. Меру наказания всегда отмерял лишь Повелитель и никто другой. Даже мать не могла ударить или грубо одернуть ребенка... ибо кровь Повелителя - священна. Тогда к ним подошли закованные в отливающую синевой дамасскую броню воины из личной охраны повелителя, в сопровождении его старшего сына. Юноша схватил растерянного Азамата за ухо и, резко вздернув мальчишку на ноги, - потащил за собой. Потом прошедший по покоям дворца глашатай созвал всех отпрысков султана и их матерей в большой внутренний двор дворца, где между двух широко разнесенных балок, на увитой виноградом поперечине на скованных руках уже висел Азамат и его несчастная мать. Молодая женщина была полностью обнажена, а на мальчишке из одежды оставалась только злополучная шелковая рубашка. Когда высокий и меланхоличный евнух - палач (ходили слухи, что он один из наиболее удачливых братьев Повелителя, которого при смене владетеля не убили - как остальных, а лишь оскопили), ловко крутанув плеть, впечатал его в смуглые ягодицы Нурлат, оставляя на них сначала незаметные, а потом все более темнеющие полосы, женщина только еле слышно застонала, но пока еще не тронутый мальчишка, которого помощник палача заботливо развернул лицом к матери, - дико закричал... Палач сек Нурлат жестоко и долго, жалящие ремни плети, обогнув плечи, полосовали ее упругие, с торчащими от боли и возбуждения сосками груди, огибая ягодицы, захлестом падали на плоский, вздрагивающий в такт ударам живот. Но бил палач осторожно, без протяга, жалея кожу истязуемой, и мать первенца султана (так и считавшаяся старшей в гареме, хотя повелитель уже давно забыл дорогу к ее ложу) недовольно поджала губы. Наконец, палач, повинуясь одному ему заметному сигналу со стороны Повелителя, перестал истязать женщину (помощники палача ловко и слаженно сняли с балки ее дрожащее тело и аккуратно положили на расстеленное здесь же шелковое покрывало) и перешел к ее сыну. Мальчик, не в силах смотреть на страдания матери, висел, просто закрыв глаза, из-под век которых нескончаемым потоком бежали слезы. Палач размахнулся, и плеть, загудев в воздухе, как стая разъяренных пчел, впилась в тело мальчишки. Этот удар не только разорвал рубашку, но и рассек кожу. Мальчик дико закричал. Нанеся еще два удара, палач полностью "раздел" мальчика, на окровавленном, слабо вздрагивающем тельце повисли лохмотья. Но когда палач занес плеть в очередной раз, на этот раз примеряя ее к сжавшимся ягодицам мальчишки, женщина, наконец-то пришедшая в себя, вдруг вскочила и, обхватив жалобно кричащего ребенка руками, закрыла его своим телом... Мехмед посмотрел на отца и с удивлением увидел, что тот улыбнулся. Палач размотал веревки, стянувшие кисти мальчика, и тот оказался на руках у матери. Прижимая ребенка к себе, женщина что-то быстро шепнула ему на ухо. Избитый мальчишка повернулся и, чуть пошатываясь, двинулся в направлении Повелителя. Подойдя к отцу, мальчик опустился на колени и, склонившись к земле, обнял ноги Повелителя руками. Некоторое время тот не шевелился, но потом медленно поднял руку и осторожно опустил ее на голову ребенка. После лечения Азамат был отправлен постигать тайны морских течений и ветров в морскую школу Империи. А на стапелях столичной верфи была заложена новая флагманская галера. На доске - которая должна была украсить гордый нос корабля, над все сокрушающим тараном, золоченой арабской вязью было выведено "Нурлат"... > Очнувшись от воспоминаний и посмотрев на мать, мальчишка осторожно одел расшитую золотыми полумесяцами рубашку, а сверху такое же роскошное платье необычного, но красивого покроя (ведя непрерывные войны, восток и запад обогащали друг друга не только в искусстве убивать), не мало не стесняясь, стянул с себя легкие шаровары, на секунду сверкнув стройными ногами и по мальчишески поджарыми, упругими ягодицами, одел поданные матерью шаровары, замотал расшитый сурами из Корана кушак. Натянул темные, с золотом, бархатные сапожки. Такая одежда - присланная отцом одному из своих многочисленных сыновей, означала одно - теперь он, несмотря ни на что, может сидеть по правую руку отца. Это в общем не удивило мальчишку, чем руководствовался повелитель, отбирая себе кандидатов на достойную замену - не знал никто. Но Мехмед был смел, умен, ловко управлялся с не по возрасту тяжелым, острым как бритва ятаганом. В последнее время, иногда заходя в залы, предназначенные для учебы своих отпрысков, Повелитель все чаще задерживал на нем свой тяжелый, ничего не выражающий взгляд... Одевшись, мальчишка не выдержал и закрутился перед матерью: - Ну как? А отец... пришел в себя? - Да, мой мальчик... он тебя ждет... - при этих словах мальчишка счастливо улыбнулся. Лишь один раз (это было год назад), когда он утром проскочил под медленной рукой стоящего у покоев евнуха, оказался в покоях матери, рядом с которой, опершись на локоть могучей, в толщину талии мальчишки рукой, лежал отец... Мальчишка, по инерции подскочивший к постели матери, испуганно замер, а отец, вдруг совсем по человечески улыбнувшись, поманил его рукой, и когда несмело подошедший мальчишка медленно опустился возле него на колени, вдруг ласково потрепал его по волосам. - Какой ты шустрый... Мехмед, но мама тобой займется позже... пока я побуду здесь, если ты не против. Ну... беги! Мальчишка выскочил из спальной как ошпаренный и понесся по коридору мимо с тоскливой яростью смотрящего ему вслед евнуха. Когда повелитель вышел от своей женщины, проходя мимо униженно упавшего на колени евнуха, он взмахнул рукой, из рассеченного горла слуги брызнула кровь, а повелитель, спокойно обтерев окровавленную сталь о плечо согнувшегося в последнем поклоне раба, пошел управлять империей... Та почти случайная ласка, стоившая жизни нерасторопному рабу, была единственным случаем, когда отец прикоснулся к нему. А сегодня все складывалось на удивление замечательно, отец волею Аллаха, несмотря на всю злокозненность ранивших его неверных, пришел в себя и зовет его. Может быть, в очередном походе Мехмед будет стоять на мостике флагмана рядом с отцом, и может быть даже встретит, увидит там Азамата... Из мечтаний его вывела заботливая рука матери, протянувшая ему пиалу с ароматным шербетом. Мальчик с аппетитом набросился на сладости, счастливо улыбаясь, выпил из пиалы, но буквально через минуту (в это время из коридора послышался какой-то шум и жалобные, отчаянные крики) мальчишка удивленно закрутил головой, чуть пошатнулся и, закатив глаза и поддерживаемый матерью, медленно опустился на подушки. Прижав к груди неподвижное тело ребенка, женщина вдруг зарыдала... - Перестань выть... Волчица! - в арке дверного проема, сорвав перекрывавший его занавес, в окружении янычар, стоял старший сын султана - Расим. Расшитая золотыми полумесяцами султанская одежда сидела как влитая на мускулистом торсе подростка. Обведя глазами помещение, он добавил: - Наконец я добрался и до твоей норы, весь дворец пришлось вычистить... далеко же ты забралась... Жаль, что отец не ленился к тебе ходить, только это я сейчас исправлю... - Поздно, мразь... мой ребенок умер легко! - Вот как? Ты правда в это веришь... - Расим сделал движение рукой, и вместе с янычарами в комнату вошел седобородый лекарь, пряча глаза, он тихо произнес: - Мальчишка очнется через час... Повелитель... как вы и сказали, я дал ей только снотворное... Но я могу поднять его и быстрее... Женщина без сил опустилась на пол, прикрыв лицо руками, и вдруг, выхватив из-под подушки кривой ятаганный нож, атакующей змеей метнулась к Расиму, но стоящий рядом янычар плоскостью ятагана легко встретил лезвие, отведя его в сторону, ударив женщине коленом под локоть, выбил клинок, надавив на спину, пригнул ее к земле. Спокойно стоящий Расим только презрительно скривил в улыбке губы под темными, едва оформившимися усиками. - Лучше бы ты своего волчонка добила, сука... у меня на него теперь большие планы, - и, повернувшись к начальнику охраны, добавил, обращаясь к лекарю, - приведи его в чувство. Лекарь, наклонившись к мальчишке, разжал его плотно сведенные челюсти тонкой серебряной пластиной и аккуратно влил ему в рот жидкость из пузырька, который он держал в руке. Сначала ничего не происходило, но буквально через минуту мальчишка зашевелился и, наконец, открыл глаза. Увидев это, прижатая к ковру женщина только застонала, из ее глаз потоком полились слезы. Поднятый на ноги мальчишка рассеянно осматривался вокруг, скрестивший на груди руки Расим спокойно ждал, пока он придет в себя. Когда в глазах мальчишки проснулось "понимание", он посмотрел на прижатую к земле мать, отброшенный в угол, блестящий на ковре нож и, глядя прямо в глаза кровному брату и теперь своему злейшему врагу, вдруг тихо произнес: - Отец... умер? Расим шагнул к мальчишке (которого держали за руки двое янычар) и сильно хлестнул его ладонью по лицу. - Для тебя он был и останется повелителем... Раб! Вместо ответа мальчишка вдруг откинул тело назад, повиснув на руках янычар, и изо всей силы ударил Расима ногой в живот. Подросток, слишком поздно среагировавший на удар, - зашипел, сгибаясь от боли, а потом медленно разогнулся. - Эту тварь, - он указал на женщину, - на позорную доску! И прямо сейчас! Я хочу, чтобы ее отнесли в казармы для новобранцев... кормить ее запрещаю... пусть ест только то, что воины изольют ей в рот... если захотят, чтобы она побыла у них подольше... Подхватив с пола отчаянно сопротивляющуюся женщину, янычары потянули ее к выходу. - Я хочу, чтобы он видел! - новоявленный повелитель кивнул в сторону мальчика. Начальник охраны, ухмыляясь во весь рот, отдал команду. Вскоре в комнату занесли почти квадратную доску, в верхней части которой были продеты четыре ременные петли из грубой, необработанной кожи. Со стройного тела женщины сорвали одежду, в рот загнали кляп и, уложив на спину, в две петли просунули руки и, закрепив, подтянули к голове ступни ног, закрепив их по сторонам от кистей... это зрелище вызвало смех у столпившихся вокруг янычар. Расим повернулся к закрывшему глаза мальчишке и злобно прошипел: - Смотри! Или я прикажу отрезать тебе веки! Мальчик поднял веки и посмотрел в глаза врага. Во взгляде ребенка была такая ненависть, что Расим на секунду отшатнулся. - Унесите ее... а этого... в подвал. Принесите туда кол... и плеть!
Ответов - 1
МистерМалой.: В подвале мальчишка с ужасом смотрел, как под деревянной балкой перекрытия янычары загнали в сточное отверстие пола толстый граненый кол. Высотой он оказался чуть больше метра, и когда мальчика поставили к нему "примерить", он немного не доходил тому до пупка... Подручный палача принес две глиняные пластины и, прикинув их толщину, кивнул молодому повелителю. Рядом у стены седобородый доктор, раскрыв медицинский ящик, выкладывал из него блестящие скальпели и зажимы, мотки бараньих жил. Расим подошел к мальчику и, глядя в глаза Мехмеда, вдруг тепло улыбнулся: - Я немного увлекся... мы с тобой последние, есть еще конечно Азамат, но он сейчас в море - и это его последнее плавание... - подросток на секунду замолчал: - Можешь выбрать... мне нужен новый палач... - он кивнул в сторону врача и его блестящих инструментов - а если нет..., тогда садись на кол. Расим на секунду замолчал, посмотрел на онемевшего от ужаса мальчишку и продолжил: - У тебя сильные ноги... - он потер низ живота, - тебя оденут на него так (кивок на граненое острие), что соскочить ты не сможешь... и будешь жить, пока ноги будут тебя держать, а я буду заходить сюда вот с этим, - он качнул в руке тяжелую плеть, - и пороть тебя... пока ты не сдохнешь! Говори... - Будь ты проклят... ты не сын моего отца... ты - бешеная собака! - мальчишка словно выплюнул эти слова. Ребенок дрожал словно в ознобе, но попытался встать прямо. Стоящий рядом с Расимом баши - помощник начальника охраны - отвел глаза и лишь покачал головой, сочувственно глядя на мальчишку, отдал команду, и один из янычар начал натирать кол бараньим жиром... - Я бы вырвал тебе язык за такие слова... но завтра я приведу сюда твою мать, что бы послушать, что ты скажешь ей и что она скажет тебе. А пока... - заткните ему рот! Заткнув мальчишке рот кляпом и закрепив его веревкой, янычары принялись стягивать с него штаны, но несчастный ребенок с таким отчаянием вцепился в пояс шаровар, что прочная ткань просто затрещала. При этом мальчишка яростно лягался и крутился в железных руках окруживших его мужчин. Из широко распахнутых глаз Мехмеда потоком побежали слезы. Даже стоящий рядом ко всему привычный итальянец неуверенно проговорил, наклоняясь к уху Расима: - Ваше высочество, а может стоит без всех этих восточных тонкостей? Раз и все... Он же еще совсем ребенок... В ответ Расим лишь покачал головой, не отрывая своего змеиного взгляда от бьющегося в руках янычар младшего брата: - Он посмел ударить меня... Меня! - Повелителя Великой Османской Империи, даже эта казнь для него слишком легкая... - и обращаясь к янычарам, резко скомандовал, - да разрежьте ему их сзади! Баши, оттянув ткань, провел по ней бритвенно-острым лезвием ятагана, и штаны распались, обнажая сжавшиеся от страха ягодицы. Когда воины подняли мальчика над острием кола, он в отчаянии замотал головой. - Что? Наверное передумал? - Расим с усмешкой посмотрел в наполненные ужасом глаза Мехмеда. - Я предлагаю милость только один раз... Садите его! Только аккуратно... У Расима возбужденно раздувались ноздри, он, казалось, упивался ужасом, исходящим от младшего брата. Помощник палача сильными руками ухватил Мехмеда за бедра и чуть поправив, кивнул головой. Опустив мальчика на две ладони, так что суженное острие кола почти полностью скрылось в глубине тела, янычары, повинуясь знаку палача, остановились, держа на весу оцепеневшего от ужаса и боли мальчишку. Мехмед вздрогнул (отпущенные бедра конвульсивно сжались), закинул голову и жалобно застонал - чем вызвал смех Расима и похабную улыбку на губах начальника охраны. Врач - итальянец только поправил на голове шляпу и перекрестился. Баши, склонившись к уху ребенка, тихо сказал: - Встань на ноги! Мальчишка, цепенея от боли, медленно опустил ноги, уперевшись носками в подставленные глиняные пластины и сумел немного приподнять свое тело, чуть сдвинувшись вверх по острию кола. Отпустив ребенка, янычары отошли в стороны. Стоя на носках, не имеющий возможности пошевелиться мальчик с отчаянием и невыразимой тоской обвел стоящих вокруг мужчин потемневшими от страха и боли глазами. Расим, обойдя кол кругом, наклонившись, посмотрел на работу заплечных дел мастера, милостиво улыбнулся помощнику палача: - Хорошо насадил... будешь пока за главного... Выйдете все! Когда они остались вдвоем, Расим аккуратно плюнул в глаза мальчишки и, дождавшись, пока ребенок дрожащей ладошкой сотрет плевки, пообещал: - Через час приду..., вот с этим - Расим поднес к лицу брата плеть: - А завтра тебя все равно кастрируют... прямо на колу. Так что мой тебе совет... просто согни ноги... Может помочь? Когда мальчишка отчаянно замотал головой Расим с невыразимым наслаждением плюнул ему в лицо: - Что, не хочешь? Вот и хорошо... С этими словами Расим отвернулся от брата и быстро вышел из подвала. Мальчишка услышал, как, закрывая двери, тот произнес, обращаясь к начальнику охраны и его заместителю. - Вы оба остаетесь здесь, никого туда не впускать, скоро я сам приду... запомните, что эти двери теперь могу открыть только я! Когда за дверями лязгнули засовы, мальчишка, вздрагивая всем телом, начал торопливо сматывать с головы веревку кляпа. Завязав на ней узел, попробовал перебросить через проходящую над головой балку, но веревка была слишком короткой... Ноги у мальчика устали, и с носков он начал медленно опускаться на пятки, застонав, когда острые, расходящиеся грани еще сильнее врезались в тело. Ребенок задавленно охнул, но все же коснулся пятками опоры. Не теряя времени, Мехмед сдернул с себя куртку и морским узлом привязал к ее рукаву веревку. Потом помочился на узел, подставляя ладошку и стараясь, чтобы вся влага впиталась в ткань. Напитавшийся резко пахнущей жидкостью узел потяжелел, и мальчишка без труда ловко перекинул его через балку. Взявшись за веревку и ткань куртки, подтянулся и медленно стянул свое тело с кола... Разгибая не по возрасту крепкие руки, осторожно опустился ногами на пол подвала. Мальчишка присел на корточки и, тихо поскуливая, прижал ладошки к истерзанной плоти, наконец, тяжело, в раскоряку - поднялся. На ладошках осталась дурно пахнущая смесь из крови и кала... Сжав зубы, Мехмед оттер руки, отвязал куртку, надел ее на себя (на секунду слабый свет, проникающий через маленькое, забранное частой решеткой оконце, веселыми искорками заиграл на золотых полумесяцах). Сжав кол руками, мальчишка начал осторожно расшатывать его. Наконец заточенный кусок дерева медленно, словно душа грешника, пробирающегося в рай, вышел из стока. Мальчишка, примеряясь, несколько раз перебросил кол из руки в руку, сделал пробный выпад. Нахмурясь, посмотрел на перепачканное в крови и кале острие, и вытер рукавом мокрое от слез лицо, встал сбоку от дверей - ждать... ...В покоях дворца, стараясь не смотреть на заваленный женскими и детскими телами внутренний двор, Лекарь-итальянец и Верховный Визирь вели тихую беседу. - Мне кажется, что правитель из этого мальчика будет... несговорчивый и видимо жестокий... Я знаю, что это в обычаях востока так решать проблемы наследования, - итальянец кивнул на заваленный трупами двор, - но раньше, насколько я знаю, султаны не умывались кровью родных и не упивались их страданиями... - Вы правы, дон Диего... но мальчишка ладно! А вот его мать... - визирь со вздохом показал итальянцу тонкий и длинный шелковый шнур - боюсь, мой друг, что ничем не смогу вам помочь... вы разговариваете с мертвецом. Мать повелителя прислала мне этот шнур, и до захода солнца я должен на нем повеситься... Визирь со вздохом положил руку на плечо лекаря. - Но я не отчаиваюсь... Все в руках Аллаха! Время еще есть... - покачивая головой, Верховный визирь медленно двинулся по коридору, а итальянец остался, растерянно смотря ему вслед... ...Не прошло и часа, как его позвали к султану. Одетый в шикарное платье Расим удобно развалился на троне своего отца. - Диего... мне сейчас понадобиться твоя помощь... наш лекарь так несвоевременно покинул нас... Дон Диего понимающе кивнул (из бесед с седобородым лекарем он знал, что раньше тому не раз приходилось натирать лечебной мазью иссеченные в кровь твердой рукой Повелителя ягодицы его старшего сына), такой свидетель развалившемуся на троне подростку был совсем не нужен. - Я сейчас пойду к... - на секунду Расим замолчал, - к Мехмеду... и я хочу, чтобы ты его кастрировал... при мне и прямо сейчас... не снимая с кола. Ты сможешь это сделать? - Ваше Высочество... Повелитель, операция эта столь же распространена и у нас, ибо при всей своей неприглядности делает мальчика чище и угодней богу... Жаль, что вы никогда не слышали, как они поют... к сожалению, утвердясь в присущей нам вере, мы ищем лишь различия, а не точки соприкосновения... - Замолчи, гяур! Никогда! Ты слышишь... никогда! Нога вашего жреца не ступит на земли Османов! Небо - для полумесяца! И там нет места кресту! - раскрасневшись, новоявленный султан даже приподнялся с места, так он еще больше походил на распаленного обидой мальчишку. Вдруг так же внезапно, как и началась, - вспышка гнева закончилась. - Идем со мной! И возьми свои инструменты... постарайся, чтобы он был в состоянии после того, что ты сделаешь - простоять хотя бы час! - Конечно, о Повелитель! Но возьмите с собой хотя бы двух человек из охраны... мальчика придется держать... Спустившись к подвалу в сопровождении итальянца и янычар, Расим - предвкушая удовольствие, сам резко отодвинул засов и, зайдя вовнутрь из освещенного коридора, остановился, щуря глаза, когда, разрывая губы и дробя зубы, в рот ему въехало обожженное, перепачканное дерево. Стоящий за дверями мальчишка нанес удар с силой, просто невероятной для его возраста и телосложения, так, что острое, граненое дерево, пробив затылочную кость, почти на ладонь вышло наружу. Бросив кол, мальчишка, зябко обхватив себя руками, медленно отступал в глубину подвала от заполнявших его янычар. Глядя в растерянные глаза начальника охраны, Мехмед уверенно произнес: - Его мать не простит вам смерти сына... вы все окажетесь на колу... Империи нужен новый Повелитель! Начальник охраны скривил губы в кислой улыбке, тогда мальчишка перевел взгляд за его спину, где стоял баши, и жестко сказал: - А мне нужен новый начальник охраны! В воздухе свистнула сталь, и голова так ничего и не понявшего начальника охраны скатилась к ногам нового Повелителя империи. Качнув ее ногой, мальчик уверенно двинулся сквозь толпу янычар, перешагнув через рухнувшее на пол обезглавленное тело. - Приведите сюда мою мать... Немедленно! Заодно, - мальчишка повернулся к новому начальнику охраны, - решишь там вопрос с новыми евнухами... Вытирая от крови ятаган, новый начальник охраны почтительно поклонился, прижимая клинок к груди, и двинулся к выходу. - Позовите ко мне верховного визиря и мать моего... брата. Думаю, она не оставит сына без заботы и отправится за ним в вечные чертоги Аллаха! Когда янычары бросились выполнять приказ Повелителя, тот сделал итальянцу знак приблизиться. Когда врач подошел и опустился на одно колено, чтобы быть вровень с мальчишкой, тот, совсем по детски краснея, жарко зашептал ему на ухо... - Мне нужна твоя помощь... прямо сейчас... жди меня в покоях. Дон Диего поклонился и двинулся к выходу, но мальчишка остановил его, схватив за рукав, глядя снизу вверх в лицо мужчины, он продолжил: - И еще... сегодня вечером они все сядут возле большого котла... Ты лекарь и проверишь качество продуктов. Уже завтра к утру все... кто видел, как меня... (мучительно мальчишка кивнул головой на торчащий изо рта Расима окровавленный кол) - должны уйти по тонкому мосту... Все... кроме начальника охраны... Дон Диего снова низко склонился перед новым Повелителем и медленно двинулся к выходу, пропустив появившегося в дверях, окруженного янычарами и растерянно сжимающего, в дрожащих руках, витой шелковый шнур - Верховного Визиря...
полная версия страницы